А мужик меж тем продолжал:
— И я, бывает, бранюсь с братьями. Старший я среди них. Шестеро нас. Бывало, по молодости и лупили друг дружку. Что поделаешь, у каждого своя правда. Но чтобы вот так, как князья, друг на друга с оружием... ни в жисть! Вот хоромины я выстроил. Кто мне помогал? Братья! И я, конечно, чем смогу, тем и отплачу за добро. А у князей всё по-иному выходит — чем больше один другому досадил, тем и радость полнее.
— Может, ты и прав, — неожиданно для себя согласился с мужиком Ушатый.
Вот ведь как бывает — знакомы едва и неровня совсем, а слова мужика пришлись по сердцу.
Боярин Ушатый достал кошелёк, положил на стол две полтины и сказал:
— Вот тебе за обед... лошадь купишь. Только у меня просьба к тебе есть.
—Какая, боярин?
— Сани нам нужны, а наши в версте отсюда поломанными остались. Потом приволокёшь, починишь и себе забрать можешь.
Мужик весело подкинул на ладони монеты. Подарок его не удивил, было видно, что деньги у него водились.
— Хоть десяток подвод могу дать, боярин. Эй, дурень, где ты там? — позвал он сына, который тотчас высунул белобрысую башку на отцовский окрик. — Помоги боярину со двора выехать.
Пурга ослабла, и выпавший снег тихо поскрипывал под сапогами Ушатого.
Возница и хозяйский сын суетливо запрягали боярину коня.
— Ось посмотри, — махнул рукой боярин, — не разлетелась бы.
— Сейчас, батюшка, — отозвался возница.
Хозяин только хмыкнул:
— У меня не разлетится... А тебе чего надо? — прикрикнул он на жену, которая, кутаясь в платок, вышла вслед за мужем. — В дом иди! Избу выстудишь.
Как ни коротка дорога до князя тверского, а боярин продрог изрядно, и, когда впереди показались хоромины князя, Ушатый облегчённо вздохнул:
— Ну и дорога! Едва живым добрался.
Никто не встречал боярина Ивана Ушатого на красном крыльце — гость он был обыкновенный.
Иван Ушатый сбил о крыльцо с сапог налипший снег и, толкнув тяжёлую дверь, гаркнул:
— Хозяин! Князь Борис! Где ты там?! Шубу с плеч примите. — Уверенно скинул он одежду на руки челяди и из сеней перешагнул в горницу.
Борис Тверской сидел подле окна. В горнице был полумрак, и глубокая тень легла на скулы князя. Сейчас Борис выглядел старше своих лет и походил на монаха в келье — та же скромность в княжеских покоях да и в одеянии самого князя.
Князь, видно, захворал — парил костистые ноги в глубокой шайке. Пар густо поднимался кверху, скрывая фигуру князя, и тогда казалось, что голова и ноги существовали сами по себе: вот чихнул князь, и из облака показалась правая рука и почесала левое колено. Потом князь вытащил ногу из воды и долго рассматривал жёлтую пятку.
Мокрая от обильного пара, рыхлозадая девка мяла пальцы князю и приговаривала:
— Застыла кровушка! Вот сейчас мы её по жилочкам и разгоним. Ой, тепло будет князю, — говорила она так, словно вела беседу не с князем, а с дитяткой-несмышлёнышем. Борис только улыбался, показывая свои крепкие зубы.
Ласка девки ему была приятна, и он щурился, словно кот на печи. А девка не жалела своих рук, норовила князю сделать поприятнее — мяла его пальцы в своих толстых ладонях, подливала в шайку горячей воды и снова растирала ступни.
Боярин Ушатый стоял в дверях, не решаясь оторвать дворовую девку от священнодействия, а она, видно чувствуя, что на время приобрела над князем власть, нежно ворковала:
— Ноженьку подними, князь. Вот так, а теперь мы ещё здесь попарим... Вот так, князь...
Наконец Борис соизволил заметить Ивана Ушатого.
— Чай, не к холопу заходишь. Шапку сними! Эй, стольники, примите у боярина шапку, — хмуро распорядился князь.
Нерасторопные были у тверского князя стольники, нехотя приняли шапку, отнесли в сени. Оно и понятно — не по чину им у чужих бояр шубы да шапки принимать, другое дело — князь! А так, боярин, да ещё угличский. Видали мы таких!
— Неласково ты принимаешь гостей, князь. Неласково, — потёр озябшие руки боярин.
— С чего мне ласковым быть? Поди, супостату служишь... Дмитрию Шемяке. Князь Василий Васильевич в полоне был, так он сразу стол московский занял и слезать с него не хотел. Великим князем московским себя видел, нам свои грамоты поганые посылал. Вздумал меня учить!
