А ведь стало ощутимо холоднее. Лужи замерзли за ночь. Лицо покалывало от ледяного воздуха. В этом режущем холоде было что-то первозданное, грубое. Мороз в Лондоне, даже если такое и случается, почти не замечаешь – теплая духота магазинов, толкучка в метро, тысячи людских тел вокруг. Но здесь я была наедине с холодом. И словно пыталась от него убежать.
Я достала из кармана телефон – бегаю всегда под музыку, она помогает расслабиться, заглушает прочие шумы в голове. Связи, разумеется, не было, как нам и говорили. Забавно, что мы живем в мире, где об отсутствии связи ты узнаешь немедленно.
Тропинка впереди сворачивала еще к одному причалу. Как тут красиво, красиво и печально. Бегом я спустилась к воде. На берегу лежали каноэ, видимо, еще с лета, одну из лодок забыли перевернуть, и в ней поблескивала замерзшая вода. Я остановилась возле лодки, заглянула внутрь, на меня уставилось мое лицо, запертое подо льдом, будто я угодила в ледяную ловушку. По телу пробежала нервная дрожь, хотя одета я была тепло.
Я пробежала около пятисот ярдов по дороге, где мы ехали вчера вечером, – с одной стороны лес, с другой озеро, – когда увидела мостик. Он был перекинут через один из водопадов, питающих озеро. Прямо над водопадом стоял маленький домик, с виду заброшенный. Интересно, что это. Я взбежала на мостик, перегнулась через перила – от пустоты меня отделяли лишь три цепочки – и посмотрела на водопад, частично обратившийся в живописные сосульки, нависающие над черными, подернутыми мхом камнями.
Я побежала дальше, но ничего примечательного больше не встретила. Разве что в одном месте увидела на земле выжженное пятно – кострище. Подле валялась пара ржавых и обугленных пивных банок. Мне вспомнились слова Хитер о браконьерах.
* * *
Уворачиваясь от веток, я сбежала с дороги на склон, резко спускающийся к воде, споткнулась, заскользила по мерзлой земле, по древним, поросшим мхом корням. Ветки цеплялись за волосы, куртку, царапали лицо. В какой-то момент я почти потеряла равновесие и едва не полетела в маленькую бухточку, к самой воде, но вовремя успела ухватиться за ствол дерева. Внезапно мой взгляд зацепился за что-то белое у воды. Ослепительно-белое, резко контрастирующее с бурыми камнями и темной водой. Я пригляделась. Кость. Большая, наполовину скрытая жухлой листвой. Я обвела взглядом бухту. Вот еще, и еще, кости были разбросаны по всей бухте. Некоторые даже больше той, что у самой воды, длиной с мое бедро. Разумеется, это кости какого-то животного. Я повторяла это себе, а глаза шарили в поисках черепа, который подтвердил бы мою догадку. Животное, убитое другим животным, или умершее от старости. Но на некоторых костях черные отметины – от огня. И черепа нигде не видно. Снова вспомнились браконьеры. Наверное, голову они забрали как трофей – для чучела. Меня снова пробрала дрожь. Чтобы убить существо такого размера, нужны и сила, и навыки.
Убраться поскорее отсюда. К горлу подступила горькая тошнота. Я заставила себя взбежать вверх по склону, продраться сквозь заросли и что есть силы понеслась по тропе, чтобы не чувствовать ничего, кроме жжения в легких и боли в мышцах. Меня больше не радовала окружающая красота. После бухты с костями все вокруг точно накрыло мрачной пеленой. Здесь нет ничего зловещего, ничего, твердила я. Просто тут все иное. Непонятное, дикое.
Я была уже почти на противоположном от Охотничьего Дома берегу – странно и величественно он поблескивал на той стороне озера. Среди деревьев, подступавших к самой воде, я увидела прогал – скалы и сухой вереск. На берегу бревенчатое строение, приземистое, серое. Должно быть, тот самый барак, в котором живут исландцы. Окна темные, никаких признаков жизни. Наверное, спят.
Я ускорила темп – всегда так делаю на второй половине дистанции. Вокруг снова мелькали деревья стеной, и внезапно раздался крик – высокий и пронзительный, словно животное кричало от боли. Тут же мысли метнулись к костям в бухте. Я не могла понять, откуда донесся звук, ничего не разглядеть в этой чащобе. И тут я их увидела – и как я умудрилась не заметить раньше. Эту бледную, обнаженную плоть.
