Результаты г. Форссмана во многих отношениях наводят на размышления. Прежде всего, разумеется, огромное значение имеет тот факт, что мы получили фундаментальный, принципиально легко определяемый биологический критерий для одной части той большой группы, которая обозначается расплывчатым термином „психопаты“.
Насколько радует этот успех в одной из главных областей науки, настолько же удручают те выводы, которые мы должны отчасти из этого сделать.
Начнем с того, что, как ни печально, но приходится констатировать, что знание в этом случае не дает ни малейшей надежды на помощь и лечение. Никакой возможности воздействовать на медицинское состояние тех, кого постигла такая ужасная судьба в жестокой игре хромосом, судя по всему, не существует.
В более широком смысле данная статья призвана умерить тот вид оптимизма, которым мы все бы хотели проникнуться, а именно — надежду на то, что с помощью мер, направленных на улучшение окружающей среды, мы сумеем покончить с антиобщественным поведением и преступностью. Ясно как день, что любой научный эксперимент подобного рода — а г. Форссман сам подчеркивает, что должно существовать множество других, еще неизвестных биологических факторов, действующих сходным образом, — сужает то пространство для маневра, в котором социальные и педагогические меры могут считаться эффективными. Горькая истина, но истина.
Значит ли это, что из углубленного понимания таких случаев как хромосомные отклонения нельзя извлечь ничего позитивного, каких-то человеческих ценностей? Вовсе нет. Отношение к этим людям и их близким должно безусловно меняться по мере проникновения в общество нового взгляда на положение вещей. Человек, по этой причине не способный приспособиться к обстановке, будет считаться тем, кем он и является — больным, инвалидом; агрессивное и осуждающее отношение сменится пониманием и сочувствием. Почти столь же важно и изменение вследствие этого отношения к родителям несчастных детей. Следует освободить их от дополнительного груза более или менее напрямую высказываемой критики за „неверное воспитание“, „чрезмерную материнскую заботу“ и т. п. Когда на смену предрассудкам и невежественному морализаторству придет научная истина, наступит чувство освобождения, даже если это будет жестокая истина».
15-авг.
Юхан постригся!!! Вечером сидел и просматривал набросок требования сметных ассигнований. Маргарета читала корректуру объявлений. «Dead line» для Юхана — 23.00, но он является, как правило, не раньше четверти двенадцатого (на что мы закрываем глаза). Сегодня пришел где-то около десяти. Долго стоял в прихожей, в темноте, объясняя, почему не хочет чая с гренками (обычно только этим и питается). М. вышла к нему и, увидев, что случилось, крикнула что-то вроде: «Юхан постригся!». Юхан буквально взлетел по лестнице и заперся у себя в комнате. Я поднялся наверх и попытался дружески поговорить с ним через дверь (речь ведь не шла о каком-то проступке, наоборот!). Юхан включил музыкальный канал радио, что сделало невозможным любой разговор. Пришла М. и попросила меня спуститься вниз. Абсолютно необъяснимая реакция: ведь Юхан мог бы воспользоваться тем, что, как ему известно, должно обрадовать нас. М. в недоумении — кто же постриг Ю. За обедом в шесть часов он был как всегда.
Лег в час. Не спится — чай? Не удержался и начал считать пульс, хотя М. запретила. «Учащается, пока ты считаешь». Возможно — но вдруг прозеваешь болезнь? Зажег свет и встал. М. что-то заподозрила. Поэтому сказал, что забыл сделать запись в дневнике, объяснение было принято. Пульс в 01.10 в лежачем положении: 92–86–89–75, в стоячем: 94–102-93–96.
17-е авг.
Предотъездные хлопоты. Велел М. угомониться. Мы не обязаны наводить порядок в снятом помещении.
Заключительный рапорт из северного сектора, «химически очищен на 100 %», согл. нашему замечательному капитану Русе́ну. Очко в его пользу. (С другой стороны, капитану Русе́ну достался самый легкий район, самый маленький, самый бедный, лучше всех изолированный и хорошо «интегрированный» в военном отношении). Предложил Русе́ну перевод в район Висбю, где Клинг из-за своей некомпетентности застопорил все дело. Русе́н, однако, убежден, что лучше сначала очистить самый южный район, а потом приниматься за центр. Иначе транспорту, двигающемуся с юга в Руму, придется миновать заграждения и въезжать на очищенную территорию. Что может создать определенные проблемы. (Наверняка!). Тем не менее это идет вразрез с планами Горда. Деньги на установку в Руме получены лишь на условии, что она будет передвижная. По словам Горда, он теперь вынужден расстаться с Румой и возобновить работу на бойне в Хемсе или Хавдхеме. «Нам надо доказать нашу подвижность». Мысль, безусловно, очень важная, если смотреть чуть вперед. (Планы Русе́на ограничиваются лишь Готландом, поэтому у него совершенно неверные исходные посылки).
