Остается лишь пробиться сквозь этот мрак.
Мрак этот мутен, прохожие спешат по улице, чтобы поскорей очутиться дома. Вечер сегодня сырой и промозглый.
Мимо по улице едут машины. Просто едут мимо — в никуда. Никто не считает эти мчащиеся мимо машины. Вивиан слышит сквозь стекло гул их моторов. Они гудят скорбно, сиротливо.
Оконное стекло холодит. Вивиан прижимается к нему лбом, чтобы остудить лицо.
Подышав на стекло, она пишет на запотевшей поверхности свое имя, потом стирает.
Вивиан Густафсон, пишет она и стирает.
Вивиан Бьёрк, пишет она и стирает.
Вивиан Мулин, пишет она и не стирает, и буквы мало-помалу исчезают сами.
«Берешь ли ты Карла Бёрье Мулина в законные супруги?..»
— Да! — шепчет она.
Она вспоминает, как в церкви оглянулась и встретилась взглядом с матерью. Мать улыбалась сквозь слезы. Когда их взгляды встретились, она кивнула дочери. Все было хорошо. Все было как надо.
Сегодня вечером Вивиан восстановит свою честь. Тогда она наконец вольна будет делать что захочет.
Ей холодно в легком платье. Закуривая сигарету, она смотрит на часы: десять минут шестого. Она улыбается. Бёрье всегда опаздывает на десять минут. Всегдашняя его манера.
«Академические четверть часа», — обычно говорил он.
А она обычно называла так их близость.
Внизу хлопнула дверь. Вивиан знает — это Бёрье.
Когда они встретились в первый раз, Бёрье вежливо поклонился и спросил: «Не помешаю, фрёкен?»
Потом улыбнулся неотразимой ласковой улыбкой, которая была самым сильным его оружием, и подмигнул. Вивиан помнит, как она покраснела и пробормотала что-то насчет Астрид. «Астрид скоро придет» или другую глупость в этом роде. «От любви глупеют». При этом воспоминании Вивиан улыбается. Она ведь тогда так удивилась, так растерялась, она была без памяти влюблена.
Выбор пал на нее, и она отдала ему свою жизнь.
Каждый раз, когда он прикасался к ней, ее обдавало жаром. У него были благодатные руки.
Теперь все по-другому. Ведь прошло почти тридцать лет. Бёрье вихрем взлетает по лестнице. Он не кланяется, не подмигивает ей, не приобщает ее благодати бережным прикосновением своих рук. Это мужчина в годах, не победитель, а средней руки чиновник.
И он в ярости.
Прежде чем Вивиан успевает помахать ему в знак приветствия, он хватает ее за платье и стаскивает со стула.
— Какого черта ты пристаешь к Густафу? — рычит он. — Попробуй только еще раз, и я тебя убью, понятно тебе? Понятно?
И он грубо встряхивает ее. Платье лопнуло по шву. Бёрье грозит ей кулаком. Костяшки его пальцев побелели от натуги. Он не зажмуривается, когда бьет.
Но Вивиан уже не прежняя пугливая девчонка. Не повышая голоса и бесстрашно глядя ему в глаза, она шипит тоном, который переняла у господина Бьёрка.
— Пусти! — И добавляет с презрением. — Знаешь, кто ты такой?
Бёрье растерянно выпускает ее. Никогда еще не осмеливалась она говорить с ним таким решительным тоном.
Вивиан оправляет платье, встряхивает волосами и с холодной улыбкой произносит:
— Весьма сожалею, но ты вынудил меня пристать к Густафу, потому что сам ты всегда стараешься увильнуть, как и подобает такой бесхребетной сволочи, как ты.
Она запахивается в дубленку и, спускаясь по лестнице и не оборачиваясь, продолжает:
— Я рада, что ты пришел. И несколько удивлена. Я думала, ты пришлешь адвоката!
Бёрье в растерянности следует за ней.
— Подожди! — кричит он. — Куда ты?
Обернувшись, Вивиан меряет его холодным взглядом.
— Пошли! — коротко бросает она.
Бёрье сидит на переднем сиденье рядом с Вивиан.
— Могла бы по крайней мере сказать, куда мы едем! — злобно шипит он.
— Мог бы по крайней мере разговаривать вежливо, — цедит Вивиан.
— Но куда мы едем?
— Домой! — отрезает Вивиан. — Ты что, все еще не понял?
В витринах магазинов мерцает близкое Рождество. Окна витрин стали грязными от прижимающихся к ним ребячьих рук и носов.
Домой.
В каминах из папье-маше бесшумно горит электрическое пламя. Пластиковая елка рядом с камином украшена шариками и гирляндами из фольги. А под елкой лежат большие и маленькие свертки с подарками.
Домой.
На тротуарах тесно от людей, закупающих рождественские подарки.
— Это ты! — восклицает вдруг Бёрье. — Ты нас терроризировала!
