— Вам нравится себя мучить; вы попусту растрачиваете возможности, которые вам предлагает жизнь.
Зе Мария раздавил ногой сигарету; он чувствовал себя смешным. «Сейчас я встану и уйду, даже не извинившись». Так он и сделал. Но девушка словно и не заметила его ухода.
Несколько дней Зе Мария раздумывал, действительно ли Эдуарда хотела посмеяться над ним. Может быть, она намеревалась так далеко зайти в этом приключении, чтобы он полностью оказался в ее власти? В таком случае он принимает правила игры. Когда они снова встретились у Луиса Мануэла и Эдуарда опять пригласила его на прогулку, он сделал вид, что очень обрадовался:
— Я всю неделю ждал этого приглашения!
Девушка ничего не ответила и задумалась.
Они отправились в поле, выбирая самые безлюдные тропинки, где змеи и ящерицы выползали погреться на солнце. Эдуарда то и дело подносила руки к волосам, пропуская пряди сквозь пальцы, и ее ноздри жадно вдыхали разлитое вокруг благоухание. Потом она побежала через засеянное пшеницей поле, пестревшее дикими цветами, он бросился догонять ее, и они принялись поддразнивать и ловить друг друга, точно вырвавшиеся на свободу школьники.
С громким хохотом Эдуарда растянулась на траве. Такой он ее еще никогда не видел. Была ли и в самом деле искренней ее бурная радость, напоминающая ликование узника, освободившегося от оков? Зе Мария готов был поверить в это, хотя и старался не поддаваться первому впечатлению. Как и в прошлый раз, она снова была теперь очарована бездонной глубиной неба, отражавшегося в ее глазах. Он не мог сказать, какого они цвета. В тот миг они казались ему голубыми.
— Чего вы ждете от жизни, Зе Мария?
— Хотелось бы мне вам ответить, что куда интереснее знать, чего жизнь ожидает от нас. Но не стоит кривить душой, ведь я эгоист и честолюбец.
— Или считаете себя таковым.
— Если бы я мог поверить вашим словам. Это принесло бы мне облегчение, хотя, вероятно, ничего бы не исправило.
Эдуарда гладила его широкую грудь.
— Что же вас все-таки терзает?
— Поскорее достичь того, к чему я стремлюсь.
— Это так важно?
— Для меня очень важно. Вас, которой все легко достается, такие проблемы, наверное, не волнуют.
— Все легко достается… — повторила Эдуарда, резким движением отбрасывая волосы назад. — А вам не приходило в голову, что эта легкость меня тяготит?
— Допустим. Только, не будь ее у вас, вы бы сразу почувствовали, как она необходима. Не будем жонглировать словами. Иногда, впрочем, мне кажется, что я сам себе усложняю жизнь.
— Я хотела бы вам помочь. Еще не знаю как, но, наверное, я сумела бы это сделать. Только, по-моему, вы мне не доверяете, правда? — Зе Мария продолжал молчать, молчание его было подозрительным и враждебным. «У нее отвратительный рот и лицо, как у жабы. Надо кончать эту историю». — Вы столько говорите о своей семье, о своей бедности, словно озабочены тем, чтобы мы узнали обо всем от вас. Так вам, наверное, это кажется менее унизительным. Вы придумываете себе драмы… Наверное, так и есть. Но в то же время прекрасно отдаете себе отчет в том, что делаете. В конце концов вы станете скучным и смешным.
Зе Мария заметался, точно волк, попавший в капкан. Эдуарда ловко подготовила удар, заранее зная, где найдет уязвимое место. Эта спокойная уверенность снова его разозлила. Тем не менее ему было даже приятно, что она сама обнаружила эту слабость; он предпочитал, чтобы между ними, раз уж они так неожиданно сблизились, не было места притворству. Этого он и хотел теперь добиться, раз и навсегда.
— Почему вы упорно меня преследуете?
— Я чувствую себя одинокой.
Он хитро улыбнулся и поднес ее руки к губам.
— Довод веский.
Эдуарда позволила ему поцеловать кончики пальцев, но лицо ее сохраняло холодное, почти презрительное выражение.
— Мне живется гораздо хуже, чем вам. Я хочу сказать, голоднее. Вы стремитесь получить объективные ценности: деньги, общественное положение. Не так ли? Все мы знаем, как можно этого добиться. А я? Меня снедает жажда жизни. Легкость, которой вы колете мне глаза, приводит к тому, что меня держат в крепости с высокими стенами. Я все еще продолжаю томиться в заключении. А так хочется видеть живых людей, испытывать к ним симпатию, плакать и радоваться вместе с ними. Я живу среди напыщенных фатов, научившихся притворяться тем, кем они на самом деле не являются. Среди таких же узников, как я.
