Один из профессоров холодно представил его, и тишина внимательного зала сменилась беспокойным шепотом. Начались дебаты. Профессор детализировал недостатки диссертации кандидата, иронизируя над ними и часто обращаясь к присутствующим, с тем чтобы побудить их выступить на этом публичном осуждении невежественного претендента. Последний пытался прервать профессора, даже вскакивал несколько раз со своего места; правда, ему еще удавалось в достаточной степени владеть собой, хотя, по сути дела, спокойствие уже покидало его. Одно из наиболее колких замечаний профессора вызвало, однако, резкую реплику кандидата, и голоса того и другого прозвучали вместе так, что выходили за рамки обычной сдержанности. Профессор заявил, что он удалится из зала, но ректор удержал его.
Наступил черед выступить одному из деканов факультета, человеку сердечному, но упрямому, с проницательным взглядом, которому в университете прощали некоторые из его вошедших в поговорку эксцентрических поступков. Коллеги с беспокойством ожидали его выступления, ибо старик, большой оригинал, постоянно расстраивал все прогнозы. Он начал свое выступление с умеренных, но эффектных похвал в адрес ассистента, и выражение его лица было опаснее слов. Старик вопреки своему обычаю не повышал голоса чревовещателя, не заставлял содрогаться живот, не улыбался наигранной улыбочкой. Он в этот день пришел не ради развлечения. И именно это беспокоило коллег, страшившихся его авторитета и презрения к условностям.
Когда старый преподаватель закончил свои комментарии, студенты приветствовали его выступление бурей аплодисментов. Дамы и буржуа, сконфуженные, не знали, должны ли они тоже аплодировать.
Этот инцидент оживил зал перед выступлением доктора Кардо. Последнего, казалось, не интересовало происходящее вокруг; он, опустив глаза, спокойно делал пометки. Когда подошла его очередь выступать, он взмахнул руками, неторопливо протер стекла очков и, как будто трудно было выступать в дебатах, которые ему были безразличны, сказал страдальческим голосом, что это он направлял усилия кандидата на получение звания бакалавра, но что эти усилия помогли ему в конечном итоге выявить умственные отклонения и педагогические недостатки, ловко скрываемые ассистентом.
— Может, я ошибаюсь? Может, я несправедлив? Возможно, ибо преподаватели этого университета, начиная с меня, уже рассматриваются как неспособные правильно оценивать способности молодых.
Его ирония заставила содрогнуться часть аудитории, но рассеявшееся было внимание присутствующих вновь сосредоточилось на ассистенте, когда он, поднявшись с чрезвычайно бледным лицом, сказал:
— Пожалуй, ваш оптимизм чрезмерен.
Аплодисменты. Свист. Топот ног.
Разъяренный ректор приказал очистить зал от публики, но и во время свиста он успел излить свою скорбь ректора, отца-наставника Студенческой ассоциации в связи с тем, что присутствовал на хулиганском спектакле, подрывавшем традиции университета.
Университет следовало уважать. Он предпочел бы видеть его скорее закрытым, чем открытым для хулиганов и выродков.
— Простите, папочка! — прервал его кто-то из негодовавших студентов.
Несколько человек устремились к тому месту, откуда послышался голос. И под насмешки и раскаты смеха зал быстро опустел.
Заседание закончилось к вечеру. Большинством голосов кандидатура ассистента была отклонена.
Ожидались самые смелые действия со стороны Студенческой ассоциации, из которых, однако, на первый план выступала идея забастовки против профессоров, с наибольшей вероятностью проголосовавших против кандидата. Но для этого нужно было точно выяснить количество голосов, поданных против него, и тогда уже обвинять с относительной уверенностью соответствующих преподавателей, так как подозрения должны были основываться хотя бы на минимальных конкретных доказательствах. Занятия между тем проходили в атмосфере взаимной предупредительности, в которой, однако, не было недостатка в признаках хорошего настроения.
Один из студентов предложил организовать символический кортеж, впереди которого должна была находиться фигура повешенного, изображавшая кандидата, но в последний момент он не нашел товарищей, готовых рисковать из-за возможных последствий этой выходки. Однако он не отказался от своей затеи и в одиночку прошел по улицам квартала с веревкой на шее и ярким плакатом с надписью: «Кто на меня накинул веревку?»
