— Не хочешь взять пальто и догнать их? — предложила мама.
Я бы так и поступила, но надо было вытащить Марию на улицу, даже если пришлось внушить ей неверную мысль, что она должна пойти, чтобы не оставлять Саймона на растерзание Линде. Были и другие причины. У меня из головы не шел наш вчерашний разговор. Я покачала головой, и мама продолжила говорить:
— Ну, я все равно рада, что Мария пошла. Я за нее очень переживала вчера. Было так неудобно, еще при Кене. Он старался помочь, но не думаю, чтобы он знал, что надо делать.
— Еще бы, — заметила я. — Если бы он увидел, как кто-то плачет, готова поспорить, он убежал бы за милю.
— Ты думаешь? — небрежно спросила мама.
— Вот Саймон бы понял, — рискнула я.
— Возможно. — Она задумчиво посмотрела на меня. — Он очень милый человек, детка. Он нравится и мне и папе. Как жаль его жену.
Я уронила нож. Они знали! Но кто рассказал им? Не Мария, я была уверена. Она сама сказала, что это никого не касается.
— Я не говорила об этом, мам, — напряженно сказала я. — Он не любит вспоминать об этом.
— Разумеется нет, и мы не будем. Кен нам вчера обо всем рассказал.
— Рассказал о чем?
— Ну, о том, что он потерял ее, когда они были женаты всего год. Правильно?
Насколько я знала, да. С какой стороны ни посмотри, Жаклин была потеряна для своего мужа. Кен, все равно по каким причинам, намного облегчил мое положение.
— Да, совершенно верно, — сказала я.
Одеваясь на следующее утро в церковь, я решила надеть шляпку из золотистого меха, которую купила для свадьбы кузины. Саймон, Кен, Мария и я шли на раннюю службу, родители — на позднюю. Когда я спустилась, Кен в куртке из овечьей кожи уже ждал.
— Счастливого Рождества! — радостно окликнула я.
Он повернулся, но больше не сделал ни одного движения. Это был один из тех моментов, когда он выглядел умиротворенным, совсем не таким, как на работе. Потом он неторопливо пошел мне навстречу, широко улыбаясь:
— Счастливого Рождества! Честное слово, ты выглядишь просто ослепительно!
— Ты про шляпку? Я купила ее для свадьбы, — призналась я. — Когда вернемся, вы не хотите позвонить Фионе?
— Нет, — вдруг ответил он. — У меня нет ее телефона.
— Для этого и существует справочная служба.
— Нет. Эти трехминутные разговоры совершенно бессмысленны.
Я в замешательстве сдалась.
Дорога до Рэтнези была просто сказочной. Звонили церковные колокола, фонари все еще горели, золотые на фоне темно-синего неба. Саймон, Мария и я пели «Я увидел три корабля». Кен не пел ни с нами, ни в церкви. Он много кашлял и не пошел причащаться, но, когда я спросила его, не обострилась ли его простуда, он отрезал:
— Я же сказал, что уже выздоравливаю. После завтрака пришло время открывать подарки.
Саймон подарил нам красиво упакованную корзину разных вин. Кен, в противоположность ему, купил каждому по подарку. Когда он выложил охапку свертков, у меня как-то глупо сжалось горло. Сколько хлопот! Я еще не встречала мужчину, которого не раздражали бы походы по магазинам перед Рождеством.
Под восторженные вопли Линды я получила свой подарок и уставилась на него, открыв рот. Я уже видела эту упаковку. Она приехала в офис у Кена под мышкой в пятницу, и он выглядел усталым, но довольным. Тогда я подумала, что это что-нибудь для Фионы, но вот карточка, на которой летящим почерком написано: «Для Кон. Наилучшие пожелания в это Рождество и все последующие. Кен».
— Ой, ну зачем вы так! — Я начала сражаться с оберткой. — Это же…
Я замолчала, подняв крышку.
— О Кон! — воскликнула мама. — О Кон, он чудесен!
Он действительно был чудесен — золотой свитер из ангоры.
— Он слишком красив, — неуверенно произнесла я. — И я никогда не видела такого цвета. Это мой любимый.
И снова остановилась. Я уже говорила ему об этом, когда благодарила в больнице за хризантемы. Неужели он запомнил? Было не похоже. Он довольно бесцеремонно отмахнулся от моей благодарности.
День был просто потрясающий, и после обеда мы отправились покататься на машине — впятером плюс Лулу; родители остались дома у камина.
— Повяжите что-нибудь на шею, — попросила мама Кена. — Вы уверены, что горло не болит?
