– Конечно, ваша милость, – поклонился Поул и вышел.
Нортем сел на место священника и взял Олио за руку. «Не доверяю я этому человеку, – подумал он и сразу же испытал чувство вины за такие мысли о собственном секретаре, человеке, который некогда был его другом. – Если б я ему позволил, он мог бы снова стать мне другом. Но это было бы слишком опасно».
Олио снова снились дети. Он осматривал все койки в поисках брата. Олио слышал, как голос Линана зовет его, но не мог найти брата. На койках лежали дети, истерзанные болезнями, покрытые язвами и ранами, но он оставлял их без внимания. Чудилось, что комната тянулась целую вечность, койки выстроились тремя четкими рядами, и на каждой лежал ребенок, нуждавшийся в исцелении его силой. Но никакого Линана.
А затем он заметил, что лица всех детей начинают выглядеть одинаково. Они все стали мальчиками. И сплошь шатенами. Круглоголовыми. Они все стали Линанами, когда ему было лет семь или восемь. Олио вспомнил, как он приглядывал за братишкой, когда тот был в этом возрасте.
Но лица продолжали меняться. Кожа приобретает цвет слоновой кости, а белки глаз стали золотисто-желтыми.
– Олио! – взывали дети. – Исцели меня!
Он перебегал от койки к койке, возлагая руку на каждый лоб, чувствуя, как его собственная жизнь высасывается из него, когда он исцелял каждого Линана.
Полностью опустошенный, он остановился, медленно падая на колени. Дети поднялись с коек и окружили его, их бледные ручонки тянулись к Ключу Сердца.
– Нет, Линан, прекрати! – выкрикнул он. Ключ у него на груди горел, словно раскаленное тавро.
– Нет!..
Он проснулся с безмолвным криком, все мускулы его тела сплелись в узлы боли, одежда насквозь промокла от пота. Олио вскочил с постели, хватаясь за Ключ, пытаясь оторвать его от своей кожи. Нащупав цепочку, он с силой рванул ее. Ключ так и вылетел у него из-под рубашки. Он прикоснулся к нему, а затем, охнув, выпустил и подул на пальцы. Распахнув рубашку, Олио посмотрел на свою грудь и увидел выжженный напротив сердца знак в виде Ключа. Он сдернул цепочку с шеи и отбросил Ключ. Тот с лязгом упал на пол.
Хватая воздух раскрытым ртом, Олио скинул ноги с постели, зарылся лицом в ладони и заплакал навзрыд. Он испытывал одновременно и страх, и стыд, и замешательство. Олио не понимал, что с ним происходило. Когда рыдания наконец стихли, он поднял голову и сообразил, что не знает, где находится. Какая-то комнатушка, единственная постель. В нем начал подыматься панический страх, а затем он услышал два голоса, отдаленных, словно эхо воспоминаний.
Олио нетвердо поднялся на ноги и подошел к двери. Та была слегка приоткрыта, и он прислушался к звукам, доносящимся через щель.
– На улице, прелат! Вы понимаете, что могло с ним случится?
Олио знал этот голос. Старческий, с убывающей властностью в нем.
– Он обещал мне бросить пить.
Этот голос он тоже знал. Полный раскаяния, отчаяния. Они принадлежали его друзьям, в этом он был уверен. Ему следовало выйти к ним.
– Мы должны остановить его ради него самого. – Снова стариковский голос. – Он мог умереть. Или упасть с причала. Видит бог…
– Как? Он не прекратит исцелять, но исцеления изматывают его и вызывают кошмары. Вот потому-то он и пьет.
– Тогда добейтесь, чтобы он побольше отдыхал.
– Усталость эта не просто физическая. Ключ словно берет у него не только энергию.
Это говорил Эдейтор Фэнхоу. Он был хорошим человеком.
– Что вы имеете в виду?
А это Гирос Нортем. Тоже хороший человек. И они говорили о нем. Они беспокоились за него. Он сделал что-то не то.
– Меняется его природа. Могли вы когда-нибудь представить себе, что он сделается таким вот?
– Нет, конечно же, не мог. И никогда бы не стал содействовать вам с принцем, знай я, что случится такое.
– Я просто не знаю, что же делать.
– Мы его остановим, вот что мы сделаем.
– Но говорю же вам, он НЕ СТАНЕТ останавливаться. Его неудержимо тянет исцелять тех, кто нуждается в его помощи.
– Ничего, остановится, – решительно заявил, примас. – Мы скажем Ариве.
– Боже, нет!
– А что еще мы можем сделать? Нельзя позволять ему продолжать в том же духе.