— Иди сюда. — Зорин потянул меня за руку и повалил на подушку. — Давай рассказывай.
Смотря на потолочную лепнину, я рассказала ему все, от моих первых подозрений до сегодняшней встречи с Маняшей во дворе церкви.
— Понятно, — выслушав, сказал Иван.
— Что тебе понятно?
— В кого ты нынче столько силы вкачала.
— В кого?
— В навь, которая нянькой твоей притворилась. Можно, конечно, продолжить, чтоб выяснить, сколько в нее вообще поместиться может, но я бы не рисковал. Испортишь тело, некуда Маняшу возвращать будет.
Тут в дверь тихонько постучали, и Зорин отправился ее отпирать. Я, пользуясь случаем, осмотрела комнату, оказавшуюся отельным нумером не самой высокой категории.
Коридорный вкатил столик с тарелками, сервировать даже не пытался, получил от Ивана денежку и сбежал, бросив на меня горячий взор.
— Может, она не хочет в свое тело возвращаться?
Бульон пился вкусно, я заедала его хлебушком и блаженно жмурилась от удовольствия.
— Ты хочешь, чтоб я тебе сейчас чужое тело портить дозволил?
Нет! Я хотела, чтоб он сказал, что Маняша меня любит, и не бросит, и вернется обязательно! Болван!
Не дождавшись ответа, Иван убрал мне от лица волосы, рассматривая щеку, пробежался пальцами по коже, посылая иголочки своей силы.
— Это Аркадий, — пояснила я. — Как с цепи сорвался.
— Наслышан.
— Я его тоже потрепала.
— Знаю.
Скула горела, я знала, что синяк на ней исчезает.
— Думаю, он и на сестру свою руку поднимал.
— Больше не поднимет.
— Не уверена, таких типов только могила исправит.
— Тогда Аркадий Наумович сейчас как раз на пути исправления, — вздохнул Зорин. — Убит вчера вечером. Именно по этому поводу господин Брют и желает с тобою беседовать.
Хлебушек стал в горле комом, я закашлялась, Иван постучал меня по спине:
— Давай, Фима, одеваться. Я помогу.
Бобынина мне было не жалко, то есть абсолютно. А может, просто жалость еще не успела оформиться. Да и, честно говоря, больше тревожила сноровка, с которой Зорин справлялся с крючками платья.
«Ловелас столичный! Даже волосы барышне прибрать в состоянии, вон как ловко шпильки втыкает! Я бы его учительниц в этом деле всех волос лишила!»
— Погоди, — замерла я у зеркала. — Почему канцлер об убийстве Бобынина желает допросить меня? Я под подозрением? Его сожгли?
— Закололи. — Воткнув последнюю шпильку, чародей взял в руки мою шубу, но надевать ее не спешил. — А теперь его высокопревосходительству интересно, кого именно из своих воздыхателей вершить правосудие отправила: князя Кошкина или статского советника Зорина.
Пока я пыталась обжиться с этими новостями, Иван Иванович распахнул дверь, предлагая мне пройти. Шубы так и не отдал, вскорости я поняла почему. Аркадия лишили жизни в этом же отеле, только этажом выше.
— Ты покойников ведь не боишься? — с тревогой спросил меня Зорин.
— С Евангелиной Романовной меня перепутал, бубусик? — Фыркнула я и быстро пошла по коридору, туда, где у одной из дверей заметила черные мундиры Тайного приказа.
Аркадий лежал на постели, раскинув руки и задрав к потолку подбородок. Я перекрестилась, шепнула молитву и наконец ощутила ту самую жалость, которой достоин любой, даже самый гадкий, человек.
— Абызова! — кивнул мне канцлер, сидящий в кресле у окна. — Наконец явиться сподобилась.
Вот что на такое отвечать прикажете? Я промолчала.
— Здравствуйте, Серафима Карповиа.
Семен Крестовский, прислонившийся к подоконнику, был чуть более вежлив, ему я поклонилась.
Иван, вошедший следом, остановился на пороге, дверь за собою не прикрыл.
Я спокойно осмотрела обстановку дешевого нумера, отметила обилие пустых бутылок под кроватью, порошковые разводы на явно снятом со стены, но теперь лежащем на столе зеркале. Свой последний час кузен встретил отнюдь не в трезвом уме.
— Раз ты, Серафима, рыдать не собираешься, — веско и, как мне показалось, с осуждением начал канцлер, — приступим, не медля, к делу.
Видимо, эти слова Брюта послужили сигналом, Крестовский отлип от подоконника и вышел в коридор, прихватив с собою Зорина. Мы с канцлером остались наедине, если не считать покойника.
— Человека этого признаешь?
— Да. Это мой кузен Аркадий Наумович Бобынин, с которым последний раз мы виделись вчера в час, либо в час с четвертью пополудни.