Был он могуч и осанист, весь, от пушистых усов до кончиков ботфортов, излучал сановное величие.
— Чародей, — подмигнул его сиятельство Зорину, — стало быть, все, что надобно, слышал.
Иван поклонился, представился без смущения.
— Славно, славно… — Великий князь полюбовался моим румянцем, остановил взгляд на родинке у рта, остался увиденным доволен. — Мы с вами, господин чародей, здесь потолкуем, раз уж мой секретарь так удачно… Кстати, вы его не обидели?
Иван ответил, что-де, как возможно, и что юноша по срочной надобности отлучился, а великий князь на это хохотнул, а после велел мне в кабинет отправляться, сам, прислонившись к краю секретарского стола, забросал Зорина вопросами.
Ковер в кабинете оказался густоты чрезвычайной, я даже испугалась, что запутаюсь каблучком в ворсе и плюхнусь прескандально.
— Серафима! — Князь Кошкин поднялся из кресла для посетителей.
— Ваше сиятельство.
Присев в реверансе, я отметила про себя бледный вид Анатоля, темные круги под глазами и крошечный бритвенный порез на верхней губе.
— Совсем я отвык от этого тела, — развел князь руками, после обнял меня порывисто и зашептал: — Спасибо, Серафима, век за вас молиться буду и за ребят ваших чародеев.
По моей щеке потекли его слезы, и это было странно.
— Я умолил дядюшку нам встречу устроить, чтоб наедине побеседовать. Серафима…
Дядюшку? Я мысленно скользнула по ветвям берендийского имперского дома. Анатоль великому князю приходился троюродным внучатым племянником по женской линии. Дядюшка! Надо же.
Кошкин благодарил еще довольно долго, с четверть часа, я успела заскучать и раздумывала, как бы разговор в сторону Маняши повернуть, но в голову ничего не приходило.
— И вот, — Анатоль изменил тон, я напряглась, — должен сообщить вам, Серафима Карповна Абызова, что я, Анатолий Ефремович князь Кошкин, разрываю нашу помолвку.
Растерявшись, я все никак не могла справиться с перчаткой, а когда наконец сняла ее, кольцо скользнуло с пальца с такой легкостью, будто я его намылила.
— Так как разрыв произошел по моей вине, — продолжал князь, — вы, Серафима Карповна, получаете в качестве отступного…
Я хихикнула как дурочка, расцеловала сиятельные бритые щеки трижды, как у нас, берендийцев, принято, и вложила в ладонь Анатоля рубиновое колечко:
— Это ведь фамильная драгоценность, не ошибаюсь?
Его сиятельство зарыдал и обхватил руками мои плечи.
— Почему ты, Фима, постоянно с разными мужчинами обнимаешься? — выговаривал мне Иван по дороге домой. — Как ни войду, ты с другим — Эльдар, теперь Кошкин.
Кареты обратно нам, видимо, положено не было, поэтому добирались мы по-простому, на извозчике.
— Это потому, что я красивая и мужскому полу нравлюсь, — дразнила я чародея. — Отныне я барышня свободная, тебе от меня кавалеров палкой отгонять придется.
На Цветочной улице нас ждали. Марты накрывали ужин в столовой, Геля играла с Бубусиком, заставляя того по-собачьи приносить мячики, Крестовский беседовал с Манящей, выясняя какие-то тонкости ведьминой волшбы, а Эльдар Давидович, показавшийся мне одиноким и грустным, сидел в гостиной, любуясь в окно, как снежинки вихрятся в свете уличного фонаря.
— Скучаешь? — присела я рядом. — Живот болит?
Мамаев встрепенулся, заверил, что живее всех живых, а скука ему неведома. Когда я попыталась вернуть подвеску-оберег, брать отказался, сославшись на надобность в сновидице, которую чародейский приказ может испытать практически в любой момент.
— А если в этот самый момент мужа твоего любимого Ивана Ивановича рядом не окажется? — округлил он глаза в притворном ужасе.
— Так уж и мужа?
Эльдар посерьезнел:
— Серафима, вам пожениться как можно быстрее надобно. Господин канцлер не любит контроль над своими солдатиками терять, а женщин легче всего через супруга в узде держать. Оглянуться не успеешь, тебе новую Брютову марионетку навяжут. Ну вот хотя бы на рождественском Императорском бале.
— Ну, положим, — пожала я плечами, — бал мне, к прискорбию, посетить не удастся. Я, Эльдар Давидович, невеста-брошенка, мне веселиться не пристало, а ежели я скорбная на празднество явлюсь, люди скажут, что я Анатолия Ефремовича пытаюсь пристыдить, и сочтут барышню Абызову жалкой и скандальной. Так что до половины сеченя я вообще в свет выходить не намерена. Хозяйством займусь. Библиотеку нужно на втором этаже оборудовать, книгами наполнить, чтоб, когда вернусь, устраиваться там за чтением. Видел в восточном крыле премилая комнатка?
