-Ну, где там твой хвалёный сотник? – не удержался от вопроса Рудослав. – Ух, будь моя воля…
-Мы – равны как воеводы, я ж говорил тебе! – мрачно ответил Лютень. – Ивещей!!!
Воевода, предпочетший, по дурному настроению князя, обретаться на крыльце, в два шага оказался внутри:
-Звал?
-Где Ярослав? – хмуро спросил князь. – Долго мне ещё ждать его?!
-Идёт уже! – немедленно ответил воевода. – Прикажешь сразу к тебе?
-Сразу! – подумав немного, согласился князь. – А ежели крутить начнёт… Десяток гридней держи тут, рядом. Будет крутить, тут и в поруб посажу! Сволочь…
-Ты, княже, прости! – внезапно решившись на что-то, возразил воевода. – А только я не позволю тебе честного воина сволочить! Допроси сначала, послухов найди. Тогда и карай – твоё право! До сих пор Ярослав – твой верный сотник! Лучший в тысяче, головой отвечаю!
-Ответишь… - скрежетнул зубами Лютень. – Ответишь! Как я теперь Радану в глаза посмотрю?! Защитнички… Деревню сожгли, баб снасильничали… Детей малых, и тех убивали! Как с врагами, право слово!
Тут, наконец, спасительно скрипнула дверь и вошедший внутрь Ярослав, низко поклонившись на карликов рассчитанной притолоке, повторил свой поклон уже для князей. И – ещё раз, наособицу – для хозяйки, зардевшейся ликом от его знака внимания.
Переведя взор с Ярослава на женщину, князь ещё раз обозрел засос у неё на шее, хмуро спросил:
-Твоя работа? – и пальцем ткнул, уточняя.
Ярослав смолчал, возразила сама хозяйка, из-за волнения и малой толики испуга говорившая сбивчиво:
-Не он, не он! Да я ж сказала, по доброй воле всё было! Никто не виноват!
-Чего молчишь! – одним взмахом ладони остановив поток выкриков, спросил Лютень. – Чего не оправдываешься?!
-В чём? – резко спросил Ярослав. – Всё делал твоей волей! Может, слегка только перегнул, когда в драку полез!
-В драку? – вскочив на ноги и побледнев от гнева, заорал князь Лютень. – В драку?! Ты резню устроил! В торингской деревне! Будь это даже в базиликанской, безнаказанно бы не сошло тебе с рук! А ты – в союзной! Детей убивал! Женщин – насиловал!
-Я – не насиловал! – сухо возразил Ярослав. – Воинов – не держал. И не стал бы! То – казнь была. Месть, о которой нас вот они и просили! Она, Лаора, в том числе!
-Ты – Лаора? – резко повернувшись к хозяйке, спросил князь.
-Я! – подтвердила та, уже всерьёз испуганная страстями, разыгравшимися у неё на глазах. – Лаора, вдова Торстона Коротышки!
-Ты просила моих воинов пойти войной на соседнюю деревню?
-На Рыжие Камни? – лицо женщины исказилось гримасой ненависти. – Умоляла! На коленях валялась и награду обещала. Обещанное – исполнила! За то, что сделали, вдвое больше бы заплатила, да они и так отказывались…
-Вот как… Ты просила их убить своих соседей, изнасиловать их жён и дочерей, убить детей? – князь, похоже, был неприятно поражён. – За что такая ненависть?
-За это за всё? – раздёрнув на себе рубаху, медленно ответила Лаора. – За мужа моего, ко мне завсегда доброго, за детей, внуков… За то, что на всё село один мальчишка жив остался! И того – девчонка своим телом выкупила… Первая красавица!
-Ты не поняла, женщина! – раздражённо прервал её воевода Рудослав. – За что – соседей зорить?!
-Так это они ж всё сотворили, нечисть этакая! – удивилась женщина. – Базиликанцы только грабили, да насиловали. А эти – ещё и убивали…
-Понятно… - пробурчал Рудослав. – Княже, сотник неповинен! Вот тебе моё слово против любого иного, сам бы так поступил! Это ж надо, законы Рода преступить, соседей зорить… Подлый люд жил в этих ваших Рыжих Камнях… Да и название – дурное!
-Дурное не дурное, а я рассчитывал в той деревне как раз твою тысячу поставить. На роздых и ночлег. Или ты думаешь, мы здесь сумеем три тысячи разместить? – мрачно возразил Лютень. – Ярослав, ты – иди сюда!
-Я здесь, государь! – холодным тоном, глядя перед собой и явно не желая замечать примирительные нотки в голосе князя, ответил Ярослав.
-Ну, ну… не обижайся! – князь уже извинялся, пока – через силу. – Всякое в голову придёт, когда увидишь пепелище, да поймёшь, кто это сотворил. Да и обидно…
-А объясняться с Раданом всё равно придётся! – заржал вдруг устроившийся у окна Рудослав. – Вон он идёт. Аж пышет гневом!