Одолень-трава - страница 71

Николай Сергеевич подтвердил: да, был похожий случай. И начал рассказывать о письме в редакцию.

Лейтенант внимательно, с профессиональным интересом слушал, а когда Николай Сергеевич закончил свой рассказ, долго молчал. Встал с кресла, в раздумье прошелся взад-вперед вдоль стены. То ли с мыслями собирался, то ли подобные истории вспоминал.

— Если откровенно, и опять же не для печати, не как корреспонденту, а как… ну, хотя бы бывшему сослуживцу, скажу: вот он где у нас, этот предел обороны! — и ткнул указательным пальцем в горло.

Вон почему он мямлил насчет «многих факторов» — так отвечать заставляло его служебное положение!

— Предел и храброго человека толкает к трусости: хочешь дать сдачи хулигану — смотри не передай пятачок лишнего! Да еще и не торопись со сдачей, сначала сам «получи», а то потом скажут: как же так, молодой человек тебе всего-навсего какие-то слова сказал, но еще ничего не сделал, а ты на него с кулаками — нехорошо! То есть подожди, когда он тебя в грязь втопчет, тогда только поднимайся и, соблюдая установленный законом предел, начинай обороняться.

Перед Николаем Сергеевичем опять был тот живой, возбужденный собеседник, каким он видел его полчаса назад. Лейтенант повышал голос, жестикулировал, глаза его горели сердитым огнем.

— Нас еще с детства, со школы, учат различать причину и следствие. Тут же нападающий и обороняющийся как бы уравниваются: ударили тебя кулаком или пинком — не вздумай обороняться палкой, вдруг превысишь тот самый предел… Получается, что закон как бы берет под защиту нападающего, а не того, кто обороняется. — Лейтенант невесело, криво усмехнулся. — Кажется, я уже много лишнего наговорил.

— Но это же — не для печати, — улыбаясь отозвался Николай Сергеевич.

Они поговорили еще немного о том о сем. Лейтенант посетовал, что количество правонарушений среди молодежи год от году растет, что преступность «молодеет», спускаясь с совершеннолетнего возраста все ниже, и доходит уже до четырнадцати- и тринадцатилетнего рубежа.

— Одним ужесточением наказания вряд ли эту проблему можно решить. Но и «гуманное» правосудие — это уж точно! — льет воду не на нашу мельницу. Потому что на поверку оно оказывается гуманным к преступнику, а не к его жертве. Преступность, как я понимаю, — следствие, и нам бы уже давно пора начать отыскивать причины…

Разговор, как бы описав круг, вернулся к своему истоку. И Николай Сергеевич счел момент подходящим, чтобы узнать главное, ради чего он сюда шел.

— Последний вопрос, Василий Николаевич, — я и так много времени у вас отнял, — кто может, имеет, так сказать, юридическое право опротестовать решение суда?

— Смотря какое решение. По какому конкретно делу.

— Ну, хотя бы то решение, с которого начался наш разговор.

Лейтенант опять прямо, в упор посмотрел на Николая Сергеевича, и по глазам его было видно, что он не ожидал такого вопроса.

— Обжаловать может и ответчик — в данном случае поножовщик с компанией, — и истец, то есть потерпевший. Однако вряд ли будет жаловаться на строгость суда ответчик. А вот потерпевший — тот может и обжаловать.

Николай Сергеевич представил, как придет к Антонине Ивановне с Колей, как будет уговаривать их подать на обжалование, а новый суд… оставит в силе прежнее решение, и ему стало не по себе.

— А не может сделать это кто-то со стороны? — Николай Сергеевич весь напрягся, по спине пробежал знобкий холодок. — Например… ну, например, я.

Ответно подобрался, напружинился и лейтенант.

— Я вас не понимаю, — сказал он резко изменившимся официальным голосом. — Ведь ваш сын и так не получил никакого наказания — чего тут опротестовывать? Или вам хотелось бы добиться еще большего смягчения приговора тому, что с ножом?

Вон как понял его лейтенант!

— Наоборот.

— Тогда, извините, тем более непонятно!

Интересное дело! Только что сидел по ту сторону стола близкий по духу и мыслям человек, побратим по войне, и беседа шла дружески откровенная. А вот уже и нет этого человека, за столом восседает отчужденно строгий лейтенант милиции, каким Николай Сергеевич видел его в свой первый приход сюда. А ведь всего-то — недоразумение: что-то не так понято… Тяжелая у них работенка!