Одолень-трава - страница 70

Они еще раз закурили.

— Любое убийство ужасно. Но одно дело, когда бандит, грабитель убивает человека, чтобы завладеть его деньгами или машиной. Мы ловим бандита и как чуждого нашему обществу элемента ставим к стенке или на долгие годы изолируем. Тут все ясно. Но если ужасно убийство с умыслом, куда страшней убийство бесцельное и беспричинное, просто так, от нечего делать. Там убийца убежденный, а бывает, что и закоренелый враг нашего общества. А здесь? Вчерашний школьник или нынешний пэтэушник, студент с пушком на верхней губе. Что с ними прикажете делать… Разматывать катушку? Но в местах заключения он будет или окончательно сломлен, как человек, рецидивистами, преступниками, так сказать, по убеждению, или же «довоспитается», дорастет до настоящего преступника…

Николаю Сергеевичу показалось, что следователь — хочет он того или нет — объективно берет под защиту юнцов, в том числе и убийц-несмышленышей.

— А скажите, как часты случаи, когда… ну, когда развлекающимся вот таким манером молодым людям дают сдачи?

— К сожалению, такое бывает не часто. И что характерно: если кто-то не вступает с ними в мелкую перепалку, а сразу же твердо и решительно дает отпор, смельчаки, как правило, отступают, а то и вовсе ретируются. Легко понять — они же трусы по самой исходной ситуации: не один на один, а трое-четверо на одного… Эх, поболе бы этой твердости и решительности!

Лейтенант шумно вздохнул. Теперь он говорил ровным усталым голосом, и словно резче обозначились морщины на лбу и переносье, а глаза запали еще глубже.

— А не бывает, что за твердость и решительность перед вами приходится ответ держать? — спросил Николай Сергеевич, имея в виду письмо рабочего.

— Не понял, — насторожился лейтенант, выглянув из-под густых бровей.

— Теперь я скажу: представьте такую картину. На кого-то наткнулись молодые хамы, начали над ним, как вы сказали, изгаляться, а он, не будь плох, развернулся и дал одному из них в ухо. Хорошо так, крепенько дал. Но потом оказывается, что хорошо, да не очень: немножко перестарался и вьюноше то нежное ухо повредил. Как вы, милиция, к этому отнесетесь?

— Ну, если человек превысил необходимый предел обороны… — неуверенно протянул лейтенант.

— Вот-вот, я как раз насчет этого предела, — воодушевляясь, продолжал Николай Сергеевич. — А ну, у другого человека палка в руках оказалась и он той палкой ребра молодым людям посчитал? Или кто-то так двинул кулаком хулигана, что тот, падая, затылком о спинку скамейки, что на бульварах стоят, угодил и черепная коробка его дала трещину?

— Ну, уж это слишком, наверное, — возразил лейтенант, но возразил опять же как-то неуверенно, будто по служебной обязанности, а не потому, что сам так думал.

— Суд, с которого начался наш разговор, мерил преступление на сантиметры: если бы хулиган промахнулся и лишь задел ножом, скажем, мякоть плеча — ему бы, поди-ка, не больше пятнадцати суток дали, а поскольку он их уже отсидел, пока шло следствие, — ступай, добрый молодец, на все четыре стороны, продолжай в том же духе… А в необходимой обороне этот самый предел чем у вас меряется — тоже сантиметрами или килограммами?

Следователь кинул на Николая Сергеевича прямой быстрый взгляд и тут же отвел глаза. На лице его читалась плохо скрытая растерянность. Может, его смутила нарочито резкая форма вопроса? Вряд ли. Тут было что-то другое. Всего скорее — сам вопрос.

— Принимаются, так сказать, во внимание многие факторы: степень нависавшей опасности… соразмерность защитных мер, или проще — ответного удара… Ну и… ну и последствия — в данном случае поврежденное ухо или черепная коробка.

Следователь словно бы выдавливал из себя все эти «факторы» и был похож на великовозрастного ученика, не очень твердо заучившего неинтересный урок.

— А как измерить степень грозящей опасности — может, я только не знаю, а уже есть такие измерительные приборы? — продолжал наступать Николай Сергеевич. — Как определить соразмерность ответного удара и как заранее узнать, куда — на достаточно ли мягкое место — упадет от этого удара хулиган?

— Уж не имеете ли вы в виду, Николай Сергеевич, какой-то конкретный случай? — тихо так, робко высказал догадку лейтенант. — Уж очень целеустремленно, во всеоружии доводов, на меня напираете.