– Ну, она очень осторожна. – Одри уже почти долистала до конца.
– Да, она действительно не хотела, чтобы кто-нибудь знал, кто это.
Хотя ее дневник переполнен нормальными для семнадцатилетней размышлениями и сумбуром, ясно, что Лола была очень чувствительным человеком. Среди страниц, посвященных любви, недоумению, восторгам и вдохновению, есть более мрачные строки о предательстве, разбитом сердце, депрессии и одиночестве. Та часть ее, с которой я никогда не сталкивалась. Много стихов она написала сама, но некоторые из ее любимых поэтов тоже коснулись этих страниц. Дневник заполнен не целиком, некоторые страницы оставлены пустыми, но я замечаю в конце лист чуть потолще. Я прошу Одри раскрыть дневник там, и она едва не роняет его, словно охваченный огнем шар. Там распечатаны и вклеены стихи. Последние две строчки гласят:
Не стой, рыдая, над моей могилой:
Меня там нет, ведь я не умерла.
– О ЧЕРТ, НЕТ. К черту все это, Айви. Я так больше не хочу. – Одри вскакивает и принимается расхаживать по комнате, приглаживая волосы руками. – Это стихи о смерти! Это ненормально! – Я вижу слезы в ее глазах и панику на лице.
– Одри, успокойся. Это известные стихи. «Не стой, рыдая, над моей могилой», автор Мэри Элизабет Фрай. Лола не сама написала эти строки.
– Все равно они очень мрачные. Может, все же она действительно покончила с собой?
Мне дурно, на глаза наворачиваются слезы. Подкаст, а затем и наше расследование привели меня к мысли, что со смертью Лолы действительно не все было чисто. Но, может быть, мы все время ошибались.
– Возможно, ты права. Это точно доказывает, что у Лолы было неспокойно на душе. Мы должны показать это Кловер.
Дневник вдруг кажется очень тяжелым.
– Или Патрику? – предлагает Одри.
Только тут я замечаю, что уголок распечатки отклеился. Похоже, что-то спрятано между ней и страницей тетради. Вновь воспользовавшись ножом, я пытаюсь медленно отлепить край.
– Айви, стой! Что ты делаешь? Ты сама только что сказала, что это нужно показать кому-то, а теперь хочешь разрезать его?
Я не обращаю внимания и продолжаю поддевать край, пока вся распечатка не отходит. На пол падает фотография. Одри поднимает ее, руки у нее заметно дрожат. Фото – черно-белый снимок пары, и выглядит оно так, будто его сделали на дешевый мобильник или, может, дешевый фотоаппарат, а потом отсканировали в низком разрешении. Едва можно разобрать, что это Лола. Она стоит спиной к камере, ее волосы рассыпаны по плечам. Она держится за руки с парнем, сидящим рядом. Он смотрит на нее, и видна лишь часть его профиля.
– О боже. – Одри подносит руку ко рту. – Это мистер Уиллис.
– Ладно, думаю, он действительно похож. – Я прищуриваюсь и немного пристальнее изучаю фото. – Но оно такое распикселизованное. И тут только часть лица! Хотела бы я, чтобы тут было другое фото. Что-нибудь почетче, чтобы мы знали наверняка.
Я трясу дневник так сильно, как только можно, почти ожидая, что выпадет что-нибудь еще. Но ничего нет. Часть меня не хочет, чтобы это было правдой, но что, если это все-таки так? Такой поворот определенно даст ответы на множество вопросов.
– Теперь мы обязаны пойти в полицию, – решает Одри, вставая.
– Нет! – кричу я. Одри хмурится, глядя на меня, и я сглатываю. – Давай найдем Кловер. Узнаем, совпадает ли это с тем, что она нашла. Чем больше у нас будет доказательств, тем сильнее будут наши аргументы и тем больше шансов на то, что детектив Коупленд воспримет наши слова всерьез.
Голубые глаза Одри изучают меня несколько мгновений, затем она кивает.
– Ладно, идем.
Мы выходим из комнаты, проходим мимо спален, полных хихикающих студенток, готовящихся к вечеринке в честь Самайна. Хотела бы я чувствовать ту же беззаботность и веселье. Но я – комок нервов.
– Не буду врать, Айви, у меня такое чувство, будто мозги сейчас взорвутся от информационного перегруза. – Пока мы спускаемся по ступеням, Одри потирает виски, уворачиваясь от людей, несущих охапки осенних украшений. У меня мелькает мысль о том, что Араминта разозлится из-за того, что я не участвовала в украшении вечеринки, как обещала, но я отгоняю ее. Это намного важнее.
