* * *
При подъезде к Деревне выбираешь кружной путь, чтобы не проезжать мимо родительского дома.
– А Сьюзен где? – спрашивает Джоан, отворяя дверь.
– Я приехал один.
– Она в курсе?
Приятно, что Джоан всегда зрит в корень. Тебе не вредно получить в физиономию ведро холодной воды, прежде чем устроиться перед запотевшим графином джина комнатной температуры.
– Нет.
– Стало быть, дело серьезное. Минутку, пустолаек моих запру.
Опускаешься в пропахшее псиной кресло, а тебе уже налито. Пока ты собираешься с мыслями, Джоан начинает:
– Пункт первый. Посредничать между вами я не буду. Все сказанное тобой останется в этих стенах – утечки не будет. Пункт второй. Я вам не мозгоправ и не советчица. Сдается мне, человек должен сам решать такие проблемы: прекратил ныть, засучил рукава – и вперед, а я чужие сетования выслушивать не люблю. Пункт третий. Я – старая швабра, живу одна со своими пустолайками. Ни в одной области я не авторитет. Даже в области кроссвордов, как ты сам заметил.
– Но вы же любите Сьюзен?
– Еще бы. Как там наша дорогая девочка?
– Она слишком много пьет.
– Слишком много – это сколько?
– В ее случае – сколько бы ни было.
– Может, ты и прав.
– И подсела на антидепрессанты.
– Ну, через это мы все прошли, – говорит Джоан. – Эскулапы прописывают их, словно карамельки. Особенно дамочкам бальзаковского возраста. И что, помогает ей?
– Не могу сказать. Она ходит словно одурманенная. Но не так, как от спиртного.
– Как же, как же, помню.
– Ну?
– Что «ну»?
– Как мне быть?
– Пол, голубчик, тебе же сказано: я вам не советчица. Всю жизнь прислушивалась к своим советам – и вот результат. С меня довольно.
Ты киваешь. И ничуть не удивляешься.
– Один совет все же могу дать…
– Какой?
– Выпей то, что тебе налито.
Ты подчиняешься.
– Ладно, – говоришь ей. – Советов не жду. Но… может, я чего-то не знаю? Может, вы расскажете мне что-нибудь о Сьюзен или о нас со Сьюзен, чтобы открыть мне глаза?
– Я тебе так скажу: если все пойдет наперекосяк, ты, скорее всего, выкарабкаешься, а она, скорее всего, нет.
Ты потрясен.
– Это как-то не по-доброму.
– Доброта – не по моей части. Правда доброй не бывает, Пол. Жизнь тебе это докажет.
– Уже доказала, и не слабо.
– Может, оно и к лучшему. – Тебе словно влепили пощечину. – Заканчивай, Пол. Ты же не для того сюда заявился, чтобы припасть к моей груди и послушать сказочку про фею в саду.
– Верно. Просто поделитесь своими соображениями. Сьюзен постоянно мотается к Маклауду. Видимо, чаще, чем мне известно.
– Тебя это волнует?
– Только в том смысле, что я его убью, если он ее снова хоть пальцем тронет.
Джоан смеется.
– Как жаль, что для меня мелодрамы юности остались далеко в прошлом.
– Не надо пафоса, Джоан.
– Я без пафоса. Разумеется, Пол, никого ты не убьешь. Но приятно, что тебя посещают такие мысли.
Ты думаешь: ерничает. Но сатира – это не по части Джоан.
– Почему же не убью?
– Да потому, что последнее убийство в наших краях совершили люди, еще ходившие в боевой раскраске.
С усмешкой отпиваешь еще немного джина.
– Мне тревожно, – говоришь ты. – Тревожно оттого, что я не смогу ее спасти.
Ответа нет, и это действует тебе на нервы.
– Итак, каковы ваши соображения? – не отступаешься ты.
– Мать-перемать, кому сказано: я не оракул. Иди почитай гороскоп в «Эдвертайзер энд газетт». Когда вы сбежали, я сказала: смелые ребята. На вашей стороне смелость, на вашей стороне любовь. Если жизнь сочтет, что вы в чем-то не дотягиваете, значит жизнь не дотягивает до вас.
– Теперь вы заговорили именно как оракул.
– Тогда мне впору прополоснуть рот с мылом.
* * *
Однажды по возвращении домой ты видишь лицо Сьюзен – все в ссадинах и кровоподтеках; руки предостерегающе выставлены вперед.
– Я споткнулась об эту ступеньку в саду и упала, – говорит она так, словно этого следовало ожидать. – Брожу как в тумане, прямо страшно.
А ведь она и в самом деле бродит как в тумане. С тех пор ты на прогулках машинально придерживаешь ее под руку и следишь за любыми неровностями тротуара. Но ее выдает предательский румянец. Звонишь врачу – но не частнопрактикующему, прописавшему ей таблетки для поднятия тонуса.
