Воспитатель поговорил с ребятами и ушел, а Глаза вскоре забрали с вещами и со второго этажа повели на третий и закрыли в камеру к взрослякам. Подследственным.
Камера маленькая, всего три шконки, а жило четверо.
Глаз познакомился. Рассказал, что пришел с зоны. Зачем — и сам не знает.
Толя Панин — лет двадцати с небольшим, сидел за убийство. Шел по второй ходке. Трое других — за мелкие преступления.
Лысоватый мужчина, лет тридцати пяти, сидел за воровство. Он казался старше своих лет. Глаз назвал его отцом, и он обиделся.
— Какой я тебе отец. Я еще молодой. Зови меня Дима.
Дима Терехов — весельчак, часто шутил, говорил тихо, будто кто мог подслушать. Он сидел давно, следствие затянулось, и Дима ходил в трико и домашних тапочках. К тюрьме, чувствовалось, привык.
Толя Панин попал недавно. Шел в несознанку и был спокоен. Часто вспоминал волю и речь пересыпал лагерными поговорками.
В камере скукотища. Взросляки книг читали мало. Глаз взял одну, покрутил, прочитал предисловие, увидел, что нет картинок, и положил.
На третий день Глаза вызвали к Куму. Глаз зашел, поздоровался и сел на стул. Это был тот же Кум, у которого он прикинулся дураком, а в конце в припадке задергался.
На этот раз Кум находился в другом кабинете. Посмотрев на Глаза, вспомнил и сказал:
— Да, разыграл ты меня тогда. Я и вправду подумал, что у тебя не все дома. — Кум помолчал, с любопытством разглядывая Глаза, и продолжил;— Сейчас составим протокол. Как и при каких обстоятельствах ты оказался свидетелем преступления. — Кум протянул бланк. — За дачу ложных показаний — распишись.
Глаз расписался и обрисовал несуществующих мужчин, совершивших разбойное нападение на Герасимова. Чтоб не сбиться при частых допросах, описал их похожими на Робку, Генку и его самого — в основном цветом волос и ростом.
В камере рассказал, куда вызывали. В конце добавил, что дал подписку за ложные показания.
И Дима сразу:
— Ты что, свидетелем по делу, проходишь, раз дал подписку о даче ложных показаний?
Вот и влип Глаз, но сказал:
— Шьют мне сто сорок шестую. А я не совершал. Рассказал, что знал. Я, собственно, не участник, и не свидетель. Пусть крутят, как хотят.
О своем деле Глаз не говорил. Да и никто о преступлении не болтает, особенно те, кто идет в несознанку. Вдруг в камере утка. Не дай бог.
Прошел месяц, как Глаза увезли с зоны. За это время он отдохнул от Одляна. В зоне казалось, что разучился смеяться и смеяться больше не будет. Но за месяц он стал таким же, каким был на свободе, — все нипочем. От трубы — тюремного телефона — почти не отходил.
Как-то после отбоя Глаз подошел к трубе и постучал. Захотелось поболтать с земляком.
— Прекрати стучать! Кому говорят! Отбой! — Дубак несколько раз подходил к камере.
А Глаз как взбесился. Назло дубаку взял валенок, приставил его к трубе будто кружку и кричал в него, вызывая камеры.
Надзиратель требовал прекратить безобразие, а Глаз вопил:
— Ты, дубак, дубина дубиноголовая! Ты что, не видишь, я кричу в валенок! А по валенку разве можно переговариваться? А? Чего зенки вылупил? Канай отсюда!
Явился корпусный, приземистый, с шишкой на скуле. Глаз помнил его по прошлому году.
— Выходи.
— Куда выходи?
— В коридор.
— Мне в камере неплохо, что я буду выходить.
— Уже сорок минут прошло после отбоя, а ты все стучишь по трубам. Выходи, тебе говорят. — Корпусный схватил Глаза за руку. — Пошли.
— Не пойду! — Глаз вцепился другой рукой в шконку.
На лице корпусного покраснела шишка. Лицо побагровело. Схватил Глаза за руку, что вцепилась в шконку, и рванул на себя. Глаз не оторвался. Корпусный выкрутил ему свободную руку за спину и подтянул к затылку. От резкой боли Глаз отпустил руку, и корпусный выволок его в коридор. Здесь выкрутил за спину другую руку и обе руки подтянул к затылку. Глаз согнулся и заорал. Корпусный толкнул коленкой под зад, и. Глаз засеменил по коридору. Он почти бежал, корпусный все поднимал руки, и Глаз орал от боли. Ему никто так руки не выкручивал.
Корпусный закрыл Глаза в боксик, и он провалялся на бетонном полу до утра. В боксике — невыносимая жарища.
Утром сводили к начальнику режима, и Глаз написал объяснительную, подписавшись: «К сему Петров». Про корпусного он забыл. Дежурный отвел его в камеру.
