— Убрал руки, быстро! — снова приказ.
Помогальник бил Хитрого Глаза, отдавая команды. Удары следовали то в печень, то по почкам, и моргушки ставил то по вискам, то по щекам.
После отбоя Хитрый Глаз залез под одеяло. Его тошнило. «Хоть бы не вырвало», — подумал он. Но тошнота прошла. Лежа, не ощущал избитого тела. Был как бы невесом. «Господи, как мне жить? То ли начать мыть полы? Ведь и правда, сколько ни сопротивляйся — ну, пусть я выдержу месяц, — все равно через месяц буду полы мыть, лучше сейчас. А может, держаться? Ведь Малик говорит: мыть не надо…»
Хитрый Глаз слышал от ребят: Малика избивали сильнее. Он тоже поначалу был упорный и не хотел выполнять команды. У Малика, говорят, отбита грудь. Волгоградских в зоне не было, и ему не могли дать поддержку. У Хитрого Глаза есть тюменские земляки — их более десяти, но ни один не имеет авторитета. «Наверное, — думал Хитрый Глаз, — надо начать мыть полы».
По прибытию в колонию Хитрый Глаз написал домой и сестре в Волгоград письма. Ответ от сестры ждал с нетерпением. Надеялся: отец уговорит пацанов, Мишку и Генку, и они изменят свои показания. И тогда его вызовут из колонии и освободят.
«Может, не пройдет и месяца, и меня заберут на этап».
«Ладно, — решил Хитрый Глаз, засыпая, — если завтра скажут мыть полы — вымою».
Утром помогальник сказал Хитрому Глазу помыть пол, он не стал отнекиваться и вымыл.
А в школе получил двойку по химии. И так не любил этот предмет, а тут, когда каждый день избивали, не мог сосредоточиться и выучить урок. Вместо химических формул стоял вопрос: мыть или не мыть полы? Девятого класса, понял он, не осилить.
После занятий бугры вызвали двоечников в туалетную комнату и отдуплили. Хитрого Глаза бил помогальник, но несильно — злой не был: полы-то он помыл.
Двоечники из туалетной комнаты вышли на улицу и закурили.
— Это, Хитрый Глаз, ерунда, — сказал Юра Морозов. Он был из Липецка. — Вот в прошлом году нас за двойки не так ушибали. Бугры, в рот их долбать, — я Сизому на воле все равно вилы поставлю, живым он не останется, — придумали новое наказание. Все отделение становилось в кружок и двоечника начинали толкать, и толкали до тех пор, пока пацан не валился в изнеможении. Потом — следующего. Бугры наблюдали, и если кто толкал несильно, его заводили в туалет и дуплили. А щас что, пару моргушек поставили, и иди, исправляй двойку.
Дня через два Хитрый Глаз получил двойку по физике. И его снова дуплили, отбивая грудянку.
На учителей Хитрый Глаз стал злой. Они, улыбаясь, равнодушно подписывали воспитанникам приговор, ставя двойки. Многие учителя — жены сотрудников колонии.
Хитрому Глазу пришло письмо от сестры. Она писала: дела идут хорошо, а привет передавать не стала. Это означало — отец хода письму не дал. Единственная надежда вырваться из Одляна рухнула.
Он получил еще несколько двоек, и его опять дуплили. «Нет, — думал Хитрый Глаз, — на следующий учебный год пойду учиться в восьмой класс. Скажу, на свободе учился плохо и меня просто переводили из класса в класс. В восьмом легче. Но до конца учебы остается около двух недель. Можно еще наполучать кучу двоек. А не закосить ли на плохое зрение? Скажу: плохо вижу и день ото дня зрение ухудшается».
На самоподготовке в спальне, читая учебник, он приставлял его чуть не к самому носу. На второй день помогальник сказал:
— Что, Хитрый Глаз, над книжкой склонился? Видишь плохо?
— Аха, — ответил он, — вот если чуть дальше от глаза, то уже и прочитать не могу.
— Косишь, падла.
