Мотнув головой, Андрей посмотрел на часы.
С ума сойти, почти девять… Семен Карпович, наверное, давно уехал… И почему не разбудил?.. Через неделю обещал вернуться… Ох, и длинной покажется неделя!..
Раскладушка заскрипела – Андрей сел, спустил ноги на пеструю мягкую дорожку и стал оглядывать комнату.
Зеркало, в котором вчера отражалась тусклая лампа, белые занавески на окнах, массивный бок русской печки.
По стенам какие-то фотографии и картинки из журналов. Много поблекших от времени фотографий, но попадаются свежие, глянцевые.
Должно быть, про одну из них предупреждал Семен Карпович…
Андрей прислушался.
В доме тишина, и лишь где-то на улице слышны голоса.
Торопливо поднялся, не одеваясь, подошел к ближней стене и стал рассматривать снимки.
На одном из них он узнал молодого Семена Карповича в гимнастерке с двумя «Славами».
Фотографии были собраны тесными группами под стеклом, в обычных рамках, и только одна маленькая висела особняком.
Сначала Андрей увидел на ней раскрытую пасть медведя, но тут же сообразил, что это чучело, возле которого так любят сниматься простаки.
А рядом с чучелом стояла девушка лет двадцати с красивым, но каким-то озлобленным лицом.
Андрей долго изучал ее и пришел к выводу, что фигурка приличная, и ноги не подкачали, и вообще он бы не отказался такую закадрить.
Правда, лицо ее нравилось ему все меньше и меньше.
А фотография-то недавняя… И одета – шик-модерн… Видно, денег на себя не жалела. Скорее всего, внучка – взгляд впрямь, как у Федора, остервенелый… И на что это Семен Карпович намекал?.. Рассердила, наверное, стариков… Или институт бросила, или забеременела, или еще какой фортель выкинула… В целом девочка что надо… Вот бы взяла да прикатила сюда, ради хохмы… А рамочка действительно тонкой работы… Только зачем за ней торчит этот белый бумажный цветок…
Андрею показалось, что стукнула дверь, и он бросился к раскладушке.
Но в доме по-прежнему тихо.
Вдруг стала противна эта тишина, эти чужие фотографии.
Поспешно оделся и вышел в сени.
Там, в полумраке, прислушиваясь, постоял.
Теперь он разглядел, что на балке висело два туго набитых мешка.
Не утерпев, дотянулся до одного из них и ткнул пальцем.
Шерсть.
Вот живут, куркули проклятые… И куда копят, куда?..
Во дворе, на том месте, где стояла лошадь, он заметил клочки сена и еще раз пожалел, что не попрощался с Семеном Карповичем.
Откуда-то выскочила собака, поурчала на Андрея и легла у крыльца.
Андрей продолжал маячить на ступеньках.
Вчерашний снег поблескивал за огородом, а линия березняка сочно темнела кронами, и дальние сопки проглядывали сквозь легкую муть.
Появился Федор.
Сейчас он показался Андрею еще мощнее, чем в сумерках. Лицо его после вчерашнего налилось кровью, но глаза смотрели спокойно и приветливо.
– Как, опохмелиться не требуется? – спросил Федор. – А то сообразим.
– Хочу сегодня поработать, – сказал Андрей и вдруг добавил: – А грибочки у вас – сила!
– Молодец, – Федор, зажмурив левый глаз, посмотрел на Андрея. – Ты только собак не бойся, они смирные, а по нужде – в огород, там у нас чистенько, аккуратненько, правда, без удобств.
– У вас лопата найдется? Штыковая?
– Как не найтись. Только зря вы землицу ковыряете, она от этого щедрее не станет, она в любви нуждается, в любви…
– Мое дело маленькое, – сказал Андрей, зачем-то оправдываясь. – Мне дали задание – я выполнил, а за результаты пускай другие отвечают.
– Другие, – передразнил его Федор. – Пошли лучше чай пить, «другие»…
Через полчаса Андрей, нацепив полевую сумку и прихватив лопату, вышел за ворота.
Прямо перед ним на той стороне дороги торчал дом с выбитыми окнами и мешал обозревать долину.
Он обошел дом стороной, но, увидев открытый амбар, заглянул туда.
Кругом валялись замызганные тряпки, деревяшки, объеденные мышами тетрадки. На полке стояла трехлитровая банка, наполненная чем-то густым.
Андрей вернулся к выщербленному порогу, выглянул наружу.
Никого.
Он поднял с пола железный палец от гусеницы трактора, отошел к противоположной стене и запустил его в банку.
По пространству амбара заметалось глухое эхо лопнувшего стекла.
Детство, что ли взыграло?.. Благо, никто не видел…
