Сергей Васильевич, было, напомнил: некогда у этой организации был целый «Спецстрой», рабочей силы – завались: труд заключённых использовали сколько угодно, когда угодно и, к тому же, даром. Но генерал его не услышал: Уфименко отключили от эфира. Сергей Васильевич высокому чину не поверил, но у него не было никаких доказательств причастности энкавэдэшников к таинственным подземным сооружениям. Мало ли что люди говорят. Но, впрочем, он давно понял: если власть предержащие что-то отрицают, то, скорее всего, лукавят; их «нет» зачастую означает «да».
Сергей Васильевич был редким занудой, и как продавец ни отнекивался, он просил, увещевал, канючил до тех пор, пока молодой человек в сердцах не воскликнул: «Чёрт с вами! Завтра буду выходной, покажу то место. Только что вам за толк от этого? Всё равно там ничего нет…»
Но Сергей Васильевич хитро прищурился, усмехнулся и намекнул: дескать, у него нюх на всякую аномальщину – это раз, а во-вторых, поможет биолокационная рамочка и, в-третьих, ничто не проходит бесследно: авось какая-никакая зацепка найдётся. На том он откланялся и, бодро помахивая пакетом с бутылкой вина, выпорхнул из магазинчика.
Нищий терпеливо дожидался его на солнцепёке, горстями стряхивая пот с лица и затылка. Кроме солнца, его грела мысль о том, что экстравагантный господин, возможно, нальёт ему сто грамм за оказанную услугу. Вот только зачем ему нужна эта яма, нищий понять не мог, но, поразмыслив, решил: каждый сходит с ума по-своему, и, наверное, этот старичок просто бесится с жиру, если коллекционирует всякие помойки. Добро бы, собирал марки или открытки – это как-то понятнее, а ему, ишь ты, подавай всякие неприглядности. Раньше, лет двадцать назад, иностранные корреспонденты фотографировали недостатки Страны Советов, потом публиковали эти снимки, чтобы очернить самое лучшее в мире государство. А чего плохого-то было? Колбаса, если достоишься за ней в очереди, дешёвая, молоко – копейки стоило, хлеб – почти даром, захочешь выпить – чикушка вполне по карману, красота!
Надежды на то, что звезданутый коллекционер помоек даст ему опохмелиться, у нищего не оправдались. Сергей Васильевич, как увидел выгребную яму, куда приносили мусор из соседних художественных мастерских, так и заругался, даже слюной забрызгал, чем напомнил некогда бывшему интеллигентному человеку известного в городе Ха киноведа Моисея Эдуардовича Корчмаря. Он всю жизнь только и делал, что раньше обычных зрителей смотрел всякие интересные фильмы – на закрытых просмотрах и кинофестивалях, читал умные журналы по киноискусству, переписывался с режиссёрами и даже известными актёрами. Ничего тяжелее авторучки Моисей Эдуардович в руках никогда не держал. Впрочем, тяжелее всё-таки была энциклопедия о кино – она точно не менее килограмма весила!
Моисей Эдуардович специализировался на том, что перед началом показа какой-нибудь очередной супер-пупер ленты выходил на сцену и начинал вещать: «Друзья мои, сегодня вы насладитесь яркой, необыкновенной, потрясающей, гениальной работой мастера Имярек…» При этом он закатывал глаза, размахивал руками, нервно бегал по кругу и, давая новые и новые эпитеты и определения представляемой картине, казалось, возбуждался от звучания высоких слов – краснел лицом, широко раздувал ноздри, и с его полных, плотоядных губ начинала капать слюна. Он отфыркивался, и слюна веером жемчужных капель падала на первые ряды. Потому знающие люди обычно брали билеты на премьерные показы подальше от сцены.
Сергей Васильевич тоже никогда не садился в первый ряд и уж, конечно, меньше всего хотел бы напоминать экзальтированного киноведа, но, тем не менее, слюной брызгался, правда, в редких случаях и сам того не замечая.
Попрошайка, подвергнутый слюнобрызганию, с позором ретировался. Но если бы Сергей Васильевич рассказал ему о предмете своего интереса, то услышал бы от бича весьма интересные вещи. Например, о том, что бомж по кличке Чебурашка зимой живёт под развалинами старого кирпичного дома. Однажды он обнаружил там углубление в фундаменте, пролез в него и оказался в небольшом квадратном помещении. Когда-то его, видимо, использовали как потайную комнату для хранения домашних припасов: вдоль стен были установлены стеллажи из дуба, всё ещё крепкие, – на них стояли банки с полувысохшим содержимым, серые от пыли пузатые бутыли, испревшие картонные коробки, бонбоньерки. В бутылях оказалась густая тягучая жидкость; пахла она довольно приятно, чуть-чуть отдавая уксусом, – наверное, это было вино, загустевшее от времени. Чебурашка попробовать его не рискнул, а вот старинные бутыли из голубоватого и зеленого стекла отмыл и за гроши сплавил бабкам, торгующим всяким старьём на соседнем рынке.
