– Это не твоё дело, – прошелестел в черепной коробке голос. – Тебе не дано перейти черту. Возвращайся в свой мир.
Парень ощутил быстрое легкое прикосновение к затылку чего-то холодного и липкого. Он вздрогнул, но испугаться не успел: в проёме показалась голова его закадычного друга, который приободрил: «Держись, бедолага! Сейчас верёвку тебе спустим…»
Вспоминать об этом случае парень не любил, и даже другу ничего не рассказал о том, что видел в шахте. Но Сергею Васильевичу он доверился, потому что понял: этот человек серьёзно занимается исследованиями неведомого. Может, он тоже знает: истинная природа человека – это тьма, способная мгновенно становиться светом? Чистое и грязное, возвышенное и непристойное, пустое и полное, всё-всё многообразие мира – в тебе самом, и если что-то не так, то не так – в тебе, и только в тебе. Но продавец предпочитал об этом говорить только со своими близкими знакомыми, которые, как ему казалось, тоже задумываются об устройстве мира. Они, однако же, задумывались о чём угодно, только не об этом. А ещё заглаза жалели своего товарища: «Эх, звезданулся мужик!» Но спорить с ним не спорили: если приходят ему на ум чудные мысли, то это его личное дело, а так он, мол, парень нормальный и даже интересный.
Сергей Васильевич, прижимая к груди пакет с бутылкой молдавского вина, с восторгом выслушал рассказ продавца. И даже ни разу не перебил его.
– Покажите мне это место! – попросил он. – Я отмечу его на своей карте. Она должна быть полной.
– Этого места больше нет, – покачал головой продавец. – Вскоре после того случая мы с пацанами решили огородить провал, чтобы в него никто больше не сваливался. И что вы думаете? Искали, искали – не нашли! Вот, кажется, тут это место должно быть, и кусты вроде те же самые, но земля – ровная, трава обычная, ни малейшего намёка на какую-нибудь трещину или разлом…
Сергей Васильевич уже слышал подобные истории. Другие люди тоже рассказывали о глубоких ямах – не ямах, шахтах – не шахтах, в общем – о каких-то прорехах в земле, которые будто бы заштопывала старательная швея: через несколько дней, ищи – не ищи, уже ничто не напоминало о происшествии. Это было тем более удивительно, что очевидцы утверждали: проломы – глубокие и, судя по всему, ведут в какой-то подземный ход. Сначала Сергей Васильевич думал, что все намеки на тоннель оперативно ликвидируют спецслужбы: не хотят выдавать свои секреты. В городе ведь ходили слухи, что в своё время всемогущее НКВД организовало из расстрельных зэков несколько бригад – они и прорыли под землёй ходы, соединившие здание зловещего ведомства с домом, где жил его начальствующий состав, а также с крайкомом компартии и крайисполкомом. Особый ход, как гласила молва, вёл к тюрьме, где был обустроен специальный зал: тут расстреливали «врагов народа». Трупы якобы вывозили на закрытых брезентом грузовиках: машины черными призраками выныривали из-под земли и, не включая фар, задворками выползали к главной улице города, которая вела к кладбищу.
Если НКВД вправду построил эти тоннели, то за их сохранностью должны были следить его преемники – КГБ, а после него ФСБ. И не только затем, что подземные ходы когда-нибудь снова могли понадобиться этим ведомствам, но и потому, что они открыли бы случайно попавшим в них людям неприглядные тайны министерста любви.
Когда в Россию внезапно пришла мода на гласность и открытость, в неё решил поиграть и местный генерал-гэбист. Из студии радио он отвечал в прямом эфире на вопросы горожан. Сергей Васильевич насилу дозвонился в радиокомитет и спросил, правда ли под городом существует сеть тоннелей. Генерал рассмеялся: «Всё это сказки! Не верьте выдумкам досужих людей. Одно могу сказать: когда-то, до революции семнадцатого года, местные купцы действительно сбросились на строительство подземного хода от речного порта до торговых складов. Он был построен, исправно функционировал, но в двадцатые годы пришёл в упадок и постепенно разрушился. А наше ведомство никогда никаких тоннелей под городом не рыло. Это, извините, не наша специфика. Мы не всё-таки не „Подземстрой“!»
