Пройдя еще десяток шагов, Лена поняла, что заблудилась. Дома стояли сплошной стеной, на первых этажах не было ни одного кафе или магазинчика, только тяжелые деревянные двери, окованные железом, низкие и неприветливые. Стены почти смыкались над головой, оставляя вверху ничтожно маленькую полоску неба. Лена испугалась, что не найдет дороги назад, что исчезнет, растворится в этом мрачном старом городе, под древними черепичными крышами. Она понимала, что бояться этого глупо, но ничего не могла с собой поделать. На улице не было, никого, кто мог бы подсказать дорогу, а стучать в двери казалось бессмысленным.
Какую все-таки чушь говорил трубочист! Как только можно додуматься, что одиночества нет? Вот же оно! Одиночество! Полное! Сейчас здесь она совершенно одна и совершенно беспомощна!
Вдруг Лена услышала за спиной странный ритмичный звук. Девушка обернулась и увидела белую с черными пятнами собаку, вышедшую из-за поворота. Та совершенно спокойно трусила вверх по улице, и когти с тонким цоканьем стучали о камни мостовой. Девушка решила, что спасена. Сейчас появится хозяин собаки, и подскажет дорогу, однако собака оказалась совершенно самостоятельной. Опустив голову и чуть вытянув хвост, она бежала куда-то по своим делам, и ей не было никакого дела до девушки. Со стороны она выглядела точь-в-точь как человек, спешащий домой на обед.
Собака прошла мимо и вскоре скрылась за поворотом. Поразмыслив, Лена решила, что это все-таки хороший знак. По крайней мере, там не тупик. А раз так, куда-нибудь она выйдет. И Лена пошла вверх, вслед за собакой. Улица вывела на новый перекресток. Подняв голову, Лена разглядела над крышами шпили церквей на Трех Крестах. Теперь ясно представлялось куда идти. Она зашагала в выбранном направлении и вскоре вновь вышла на перекресток Успенской и Кузнечной улиц. Впереди за деревьями белела небольшая церковь, слева темнела вывеска кабачка, за которой виднелось еще одно кафе — «Белая Чайка», а у тротуара сверкал канареечный «Фольксваген-Жук». Лена была на месте. Вновь подумалось, что ей совсем не хочется обедать с чужими и, в общем-то, не особенно симпатичными людьми.
Когда она вошла в темный полупустой зал кабачка, новые коллеги все еще ждали заказа. Сидели за длинным столом из желтых струганных досок и пили пиво. При виде Лены, они сразу же засуетились. Павел, а вслед за ним и Михаил вскочили, стараясь устроить девушку. Она про себя грустно усмехнулась и уселась на лавку рядом с Михаилом.
— Что ж, — пожал плечами Паша. — Зато вы сидите напротив, и я смогу беспрепятственно лицезреть ваши прекрасные глаза!
— Вот павлин! — усмехнулся Вася, на другом конце стола, отхлебывая пиво. — И как ты об такие фразочки язык не ломаешь?
— Ну-ну, — покачала головой Ольга Сергеевна, — потише, Васенька, веди себя прилично.
Паша, однако, не моргнул и глазом:
— Опыт, друг мой! — сообщил он. — Опыт в таких делах решает все!
Света и Наташа отчетливо хихикнули, а Ольга Сергеевна неодобрительно вздохнула.
— Мы решились сделать выбор за вас, — наклонился тот к плечу Лены.
— Заказали печеную мокрель, — перебил его Павел. — Одно из лучших блюд кнутссеновской кухни!
— Почему бы и нет, — пожала плечами Лена. — Быть в приморском городе и не есть рыбы…
— Просто вульгарно! — закончил за нее Паша.
Вася громко и как-то даже презрительно отхлебнул пива.
— Только напитков пока вам брать не стали, — продолжил Михаил. — Вы будете пиво?
— Или лучше ликерчика? — опять встрял Паша. — «Елизаветы» или «Белой Чайки»?
— «Белой чайки»? — медленно переспросила Лена. — Нет. Не стоит.
Она обвела взглядом стол, убедилась, что не только мужчины, но и женщины сидят с пивом, пускай и с кружками поскромнее:
— Если уж местное пиво так хорошо, то я лучше буду пиво. Только не темное, и не крепкое.
— У Кнутссена только одно пиво, зато лучшее!
Павел подозвал официанта, заказал пива для Лены и еще три кружки для остальных мужчин. Потом откинулся назад, пристально поглядел на Лену и достал коробку сигарет «Gitanes». Лена едва заметно сморщилась — дым от этих сигарет казался особенно крепким и неприятным.
