Казалось, ожесточенный органист с умыслом стегает мальчика жгучими словами.
Людвиг остановился, уязвленный на этот раз до крайности. Он воззрился на умное лицо своего спутника.
— А я не хочу быть господским лакеем! Я не буду ходить от двери к двери, подставляя свой ошейник! — Обычное «взрослое» выражение на его лице совсем по-детски сменилось выражением отчаяния и растерянности. — Но я ничего не понимаю, кроме музыки! Маэстро, скажите мне, ради бога, что мне делать?
Нефе ответил не сразу. На лице его отразилось тайное удовлетворение.
— Вот этого я и хотел, мой мальчик! Услышать этот твой вопрос: что нужно делать? Но и я хотел бы знать ответ на этот роковой вопрос.
— Можете ли вы мне что-нибудь посоветовать?
— Себе — нет. Тебе — да.
Княжеский органист не успел ответить, как раздался привычный звон соборного колокола. И сразу, будто они только и ждали этого сигнала, заговорили колокола иезуитского и францисканского монастырей, а потом зазвонили во всех городских и сельских костелах.
Юный Бетховен снял шляпу и тихо читал молитву. Нефе был протестантом, но и у него при звоне колоколов в католических храмах выражение лица смягчилось. Ему бы несдобровать, если бы кто-нибудь увидел его в этот момент в головном уборе! И без того у него было много врагов, возмущенных тем, что архиепископ держит у себя на службе приезжего иноверца.
Когда смолк тягучий перезвон, Людвиг быстро надел шляпу.
— Ну, теперь, маэстро, пожалуйста…
Нефе в замешательстве потер лоб:
— Говорить об этом нужно спокойно и не торопясь, а нам пора идти, мальчик. У меня урок в доме французского посла. А тебе нужно играть. Возможно, вечером…
— Значит, вы придете к нам? — Глаза Людвига засветились радостью.
— Я уже сказал.
Они расстались у городских ворот. Людвиг шагал порывисто, своей особенной походкой. Он шел, наклонясь вперед грудью и устремив вперед голову, будто ему тяжело было держать ее под тяжестью мыслей.
Что может посоветовать ему маэстро? Курфюрсту служил дед. Служит отец. Все известные музыканты на господском жалованье. Они дрожат от страха, как бы не утратить и это жалкое положение. Они стонут, но всей никчемности своего положения все же не осознают. Будет ли мое положение таким же жалким? Или совершится какое-то чудо? Ведь маэстро никогда не говорит попусту. И какой-то совет для меня у него есть. Но почему же он сам не следует ему?
В голове его теснилось множество вопросов, когда он входил во двор дома пекаря Фишера, в котором ютилась и лавочка для продажи булочных изделий.
Послышался стремительный топот ног по деревянной лестнице, и в объятиях Людвига оказался его восьмилетний брат Каспар. Он испуганно взвизгнул и сразу потащил Людвига во двор:
— Иди скорее, посмотри!
В левом углу двора был полупустой дровяной сарай. Оттуда доносились голоса. Людвиг заглянул в раскрытые двери.
— Ого! — удивился он. — Прямо праздник тела господня!
На земле, на поленницах, на деревянных козлах были разложены хвойные ветки, свежие и бумажные цветы, перевитые красными лентами гирлянды. На первый взгляд эта масса могла показаться беспорядочной, но на самом деле это было не так. Четыре старательных девичьих руки уже почти сплели этот пестрый паводок в длинную гирлянду. Две девушки сидели на корточках: Фанни, няня детей Бетховенов, тщедушная, едва вышедшая из школьного возраста девушка, и рядом с ней полная ее противоположность — зрелая барышня, упитанная, дебелая. Это была двадцатилетняя дочь хозяина дома, Цецилия.
— Людвиг, поможешь нам? — расплылась она в улыбке.
— Я? Я бы с удовольствием, только…
— Ну конечно, я так и знала. Ни за что на свете женщинам не поможете! Ну хотя бы вот этих уведи, — повела она головой в сторону, где толкались Каспар, маленький Николай и двухлетний братишка Цецилии.
Людвиг вставил в рот два пальца и засвистел так оглушительно, что девушки испуганно вздрогнули, а малыши в удивлении подняли вверх лица.
— Выходите, мальчики! — грянул веселый голос. — Во двор! Поиграем в мяч!
Они выскочили из сарая на простор большого двора. Людвиг бросился в угол, где были сложены дрова для пекарни, опустился на колени и пошарил рукой под поленницей. Это был тайник, куда прятались разные мальчишеские клады: окурки, лук, плетка, чтобы гонять уток, и, наконец, тряпичный мяч. Он быстро нащупал его, и вот уже началась бешеная погоня с перебрасыванием мяча и дикими выкриками.
