Они прошли на кухню.
— Чай? — предложил Стенин.
— Ну, разумеется! — отозвалась Раиса возмущённо, после чего грузно опустилась на стул. — Я тебе клюквенного варенья привезла, открой к чаю баночку.
Пока Стенин рассовывал продукты в холодильник и шкаф, они с сестрой поговорили о всяких пустяках. А когда приступили к чаепитию, послышался тихий стук. Раиса напряглась, не донеся чашку до губ, посмотрела на брата удивлённо.
— А это ещё что?
Стенин обречённо вздохнул.
— Как раз собирался тебе рассказать...
Стук повторился, на этот раз громче. Потом донёсся слабый голос Пелагеи:
— Стенин... Стенин...
Брови Раисы поползли вверх.
— Дома ещё кто-то есть?
— Да, есть, — он вышел из-за стола, пересёк кухню, в дверном проёме оглянулся и произнёс: — Я сейчас. Вернусь и всё тебе объясню.
Раиса поставила чашку на блюдце, хмыкнула.
— Жду не дождусь.
Но Стенин её уже не слышал, он стремительным шагом миновал коридор, гостиную, дошёл до спальни, раздражённо открыл дверь, переступил порожек и... получил удар чем-то твёрдым по лицу. На несколько секунд он словно бы потерялся во времени и пространстве — не столько из-за боли, сколько от неожиданности того, что случилось. За это время Пелагея успела нырнуть в коридор. Она метнулась в одну сторону, в другую. Стенин пришёл в себя, тряхнул головой, процедил:
— Вот же тварь!
И бросился за беглянкой. Настиг её в тот момент, когда она в прихожей споткнулась о коврик и, едва не упав, врезалась всем корпусом в дверь. Мысленно матерясь, Стенин обхватил её обеими руками и поволок обратно в комнату. Пелагея дёргалась, рычала, лягалась, да так активно, словно специально копила силы для этого противостояния.
— Успокойся, дура! — прохрипел Стенин.
Но она успокаиваться не собиралась. Закричала:
— Отпусти, урод! Отпусти!
В дверном проёме гостиной появилась Раиса. И застыла с отвисшей челюстью, в её округлившихся глазах читался вопрос: «Какого хрена тут творится?!»
Стенин заскрежетал зубами, осознав, что теперь сестра устроит ему разнос куда более суровый, чем он предполагал. И ведь придётся перед ней оправдываться, как нашкодившему мальчишке! Ох, Пепа! Не могла немного спокойно посидеть. И вдарила ещё чем-то, зараза!
Он втащил её в комнату, толкнул к кровати. С трудом удержавшись на ногах, она развернулась и наградила его ненавистным взглядом, затем выдавила:
— Старый козёл! Я всё равно убегу, ты меня не удержишь, мудила!
— Заткнись! — Стенин изо всех сил пытался подавить злость.
— Ты ещё пожалеешь, что притащил меня сюда!
Он едва не сказал: «уже жалею». Сдержался, потому что эти слова означали бы, что он признаёт своё поражение, даже не вступив в настоящий бой. Нет, такое Пепа от него не услышит! Нужно довести задуманное до конца!
— Ты ещё пожалеешь! — повторила она, и голос её при этом прозвучал хрипло, жёстко.
Глядя в глаза Пелагеи, Стенину почудилось, что он смотрит на стволы нацеленных на него пистолетов. Ещё секунда — и выстрелят! Ему пришлось проявить силу воли, чтобы выдержать её взгляд. Какое-то время они словно бы играли в игру «Кто кого переглядит». Пепа проиграла. Она фыркнула и отвернулась, запал иссяк, плечи поникли, руки задрожали.
Стенин коснулся пальцами скулы и подумал, что стервозная девчонка неплохо его пропечатала. Но чем? Ответ на этот вопрос он обнаружил на полу возле двери. Там лежал ящик от шифоньера. Пелагея, получается, вынула из ящика бельё, постучала в дверь и... случилось то, что случилось. Лихо! Девчонка зря время не теряла, вынашивала план побега — глупый и отчаянный, но всё же план. По крайней мере, врасплох своего «тюремщика» она застать сумела.
Ругая себя за то, что не всё предусмотрел, он вынул из шифоньера два оставшихся ящика, поднял тот, что лежал на полу и вышел из комнаты. Ящики бросил в кладовку и задумался: что ещё могло остаться в спальне, чем бы Пепа могла бы его огреть? Дверца от тумбочки? Нет, вряд ли она сможет так просто, без шума, её отломать. Но это неважно, Стенин решил в разы усилить бдительность. Хрен ещё эта девчонка застанет его врасплох!
Урок усвоен.
А сейчас нужно как-то с сестрой объясниться.
