— Не смотри на меня. Не видишь, меня колотит. Ненавижу, когда смотрят, как я ем.
Стенин уселся в кресло, демонстративно устремив взгляд на окно, за которым расцветало ясное утро. Он остался, чтобы девчонка хоть немного к нему привыкла.
Ела Пелагея вяло, иногда подавляя рвотные позывы. Когда подносила ложку ко рту, рука начинала трястись, и ей приходилось прилагать немалые усилия, чтобы сдерживать дрожь. От напряжения на её лбу выступила испарина, глаза начали слезиться. Съев треть порции каши, она взяла кусочек сыра, зачем-то понюхала его, затем откусила и, морщась, словно каждое движение челюстью причиняло боль, прожевала. Глянула на Стенина.
— А ты не подумал о том, что я могу здесь сдохнуть?
Он пожал плечами.
— С чего бы тебе подыхать?
— Нельзя бросать пить вот так, резко. Сердце может не выдержать.
Стенин ожидал, что она рано или поздно произнесёт именно эти слова — обычная, старая как мир заунывная песня всех алкашей. Ничего нового.
— Твоё сердце выдержит, Пепа, — ответил он, всё ещё глядя в окно. — Ты молодая, организм не успел ещё прогнить. Сколько ты бухаешь? Два года? Два с половиной?
— Не помню, — буркнула она и откусила ещё кусочек сыра. — Может, два, а может, и десять. А сердце точно заклинит, если я не выпью хотя бы рюмаху. Оно у меня всегда было не в порядке.
— Врёшь. Я знаю, что врёшь.
— Ни хрена ты обо мне не знаешь, Стенин.
Он перевёл на неё взгляд, ухмыльнулся.
— Ну почему же? К примеру, Пепа, я знаю, что в школе ты училась неважно, но любила читать. Постоянно в библиотеке книги брала. Знаю, что в училище волосы красила то в зелёный цвет, то в фиолетовый, то в синий... И знаю, что у тебя не было друзей.
— Ты что, следил за мной?! — возмутилась она.
Стенин ответил спокойно:
— Нет, не следил, но время от времени интересовался, как ты поживаешь.
— Нахера?
— А чёрт его знает... Я и сам, порой, спрашиваю себя: нахера? Ты ведь мне никто...
— Вот именно — никто! Если не считать, что ты моего отца грохнул! — Пелагея глядела на него с недоумением. — И знаешь, Стенин, что-то мне подсказывает, что у тебя с башкой не всё в порядке.
В точку. С башкой у него действительно проблемы, но не по той причине, по которой девчонка имела в виду. Впрочем, дискутировать с ней о состоянии своего здоровья он не собирался.
— Доедай кашу.
— Не хочу, — она нахмурилась, всем своим видом демонстрируя презрение. — Мне нужно выпить. Хотя бы грамм сто.
— Сок пей. Тебе сейчас витамины нужны.
— Да пошёл ты со своими витаминами! — она постаралась повысить голос, но получилось как-то визгливо, не внушительно. — Я поняла, зачем ты притащил меня сюда. Решил поиздеваться надо мной! Заботливым притворяешься, а на самом деле радуешься тому, как мне херово! — судорожно поглядела по сторонам. — Тут небось видеокамеры спрятаны... И в туалете тоже. Прямо сейчас снимаешь меня, так ведь? А вечерком включишь запись и будешь пялиться. И после этого, Стенин, станешь говорить, что ты не извращенец?
— Стану, — он поднялся с кресла, подошёл к окну. — Я не извращенец и никаких видеокамер тут нет. Но знаешь, Пепа, я на твоём месте тоже насторожился бы... Человек, который застрелил твоего отца, практически похищает тебя из твоей же квартиры, привозит неизвестно куда, помощь предлагает... а точнее, даже не предлагает, а навязывает. Та ещё ситуация. И я не прошу мне верить, но и что-то доказывать я тебе не собираюсь.
С недовольным видом Пелагея съела ложку каши, потом отодвинула тарелку, поджала губы. Стенин понял, что она больше не хочет с ним разговаривать, но он был доволен и той не слишком приятной беседой, что у них состоялась — какой-никакой, а контакт налаживается. И ему показалось, что, несмотря на всю её обвинительную риторику, Пелагея всё же не считает его извращенцем. Скорее всего, она ляпнула это, потому что злость ей мозги затуманила.
Проследовав к тумбочке, он взял тарелку с недоеденной кашей, и покинул комнату. Зайдя на кухню, поставил чайник на плиту, а потом вдруг вспомнил, что в кладовке пылится на полке самовар — медный, пятилитровый. Настоящий тульский самовар, доставшийся по наследству от бабушки. И отчего-то невыносимо захотелось попить чая из этого самовара — на веранде, на морозе. Но не сейчас, а вечером. И Пелагею к чаепитию подключить, ей это на пользу пойдёт. Свежий воздух, разнообразие опять-таки. К тому же, и ему будет, чем заняться в ближайшее время: достанет из кладовки самовар, почистит его, чтобы блестел и глаз радовал. Вот прямо сейчас и возьмётся за дело...
