Очерки по русской семантике - страница 82
Во всех подобных случаях употребление тайно отнюдь не является еще запретным. Оно встречается, хотя и единично, у многих современных авторов. Однако почти всегда такое тайно вызывает смутное ощущение неловкости, неточности, несовершенства, ср.: «Грунтовые воды тайно разносят щелочи, мазут» (И. Шкляревский. Тень птицы); «А может быть что-то тайно связывает образ любимой князем русалки с образом Элизы…» (Т. Цявловская. «Храни меня, мой талисман…») и др. Размышления над такого рода фактами, очевидно, должны привести к осознанию того, что выбор тайно – вместо более предпочтительного скрыто – не совсем удачен: обычное и правильное для неличной сферы в недавнем прошлом, сегодня оно занимает здесь чужое место и потому требует либо замены, либо способной оправдать его реинтерпретации. Но это та же ситуация, какая сложилась ранее для тайно в сочетаниях с ментальными глаголами. Там, как мы видели, тайно вытеснялось «внутренним» втайне или же сохранялось, осмысляемое как показатель намеренного утаивания внешних проявлений внутриличностного ментального действия. Здесь – на следующем этапе развития – тайно замещается «предметными» скрыто, подспудно, неявно, а его сохранение может быть обосновано осмыслением в плане вторичной метафоризации. Становясь для предметной, неличной сферы «чужим», тайно может реабилитировать себя в ней как метафорическое «свое».
Именно на метафорической основе держится и может быть понято обычное употребление тайно в предложениях, сообщающих о процессах внутреннего мира человека, с подлежащими – номинализациями предметов психического мира и предикатами, которые, моделируя внутренний мир человека по образцу внешнего, материального мира, используют физическую лексику переносно, во вторичных (метафорических) смыслах (ср.: [Арутюнова 1976: 95]): «Моя душа не смеет и не может / Излиться в жалобе своей, / Хотя ее томленье тайно гложет…» (Н. Щербина. Подражание); «…что-то горькое, не то скука, не то злость, – тайно забралось в самую глубь его существа» (И. С. Тургенев. Новь, 1, VII); «Что-то тайно шевельнулось в его сердце…» (И. С. Тургенев. Дым); «… отвести на чем-нибудь свою варварскую душу в которой в обычное время тайно дремала старинная, родовая кровожадность…» (А. И. Куприн. Поединок); «Осуществленные желания как бы гасят сами себя в нашей памяти, а неосуществленные продолжают жить и тайно обогащают нас» (В. Шефнер. Имя для птицы) и т. п.
Как показывают эти примеры, метафоризация тайно имеет несомненно контекстуальный характер и, обусловленная метафорическим сдвигом управляющего глагольного слова, связана с такими, находящимися на границе лексики и грамматики, компонентами значения этого наречия и всего глагольно-наречного комплекса в целом, как «активное», «лично-одушевленное» в противопоставлении «пассивному», «предметно-неодушевленному». Отсюда уже в семантике самого тайно – значение «намеренно» утаиваемого в противопоставлении «естественно» скрытому. Осознание этого не только достигается путем специального анализа, но доступно и непосредственному языковому чувству. Ср., например, такой случай, где метафорическое употребление тайно на «чужом» месте сознательно обозначено метафорическими кавычками: «Одни силы общественного развития бурлят у самой поверхности, видны всем, самоочевидны, другие “
