Очерки об историописании в классической Греции - страница 31
Сотни полисов существовали в эллинском мире (включая колониальный). И, наверное, среди них практически не было таких, в которых не имелось бы собственных историков. Во всяком случае, если такие полисы и были, то они являлись редкими исключениями из общего правила. Коль скоро применительно к какому-либо полису в источниках и не упоминается о собственной историографической школе, это, судя по всему, обусловлено чаще всего не отсутствием такой школы, а плохой сохранностью самих источников.
Лишнее напоминание об этой плохой сохранности, возможно, будет сочтено банальностью, однако всё же не можем не сказать с прискорбием: дошедшие до нас целиком (или хотя бы в значительной части, как, например, сочинение Полибия) труды представителей древнегреческого историописания — это лишь жалкие крохи по сравнению с тем, что оказалось утрачено. Погибло (или сохранилось в ничтожных отрывках) в сотни, тысячи раз больше!
Достаточное представление об этом дает хотя бы грандиозный проект Феликса Якоби — многотомное издание «Die Fragmente der griechischen Historiker» (FGrHist). Этот эпохальный свод ученый выпускал на протяжении ряда десятилетий (1923–1958), посвятил ему значительную часть своей жизни, издал 17 томов с текстами и комментариями (856 включенных древнегреческих авторов!) — и всё-таки смерть помешала ему довести дело до конца: настолько колоссален оказался объем материала. К счастью, не столь давно прерванная работа была возобновлена (по наметкам, оставленным Ф. Якоби) коллективом ученых, задавшихся целью завершить издание. Из уважения к авторитету Якоби новые тома по-прежнему выходят под фамилией покойного антиковеда[189].
Весьма значимую часть свода Якоби составляют как раз фрагменты трудов историков, принадлежавших к историческим школам, которые сложились в различных полисах, и писавших по большей части именно об истории своих полисов. Несомненно, что одним из главных мотивов, побуждавших этих авторов работать над своими сочинениями, был именно полисный патриотизм. Соотношение такого патриотизма с принципом объективности — отдельный большой вопрос, но уже a limine ясно, что они не могли не мешать другу. Представители различных полисных школ историописания постоянно вступали в полемику друг с другом, трактовали одни и те же факты совершенно различным образом, и нельзя избавиться от впечатления, что зачастую для этих историков апология собственного города была важнее, чем достижение истины.
Так, серьезная историческая школа сложилась начиная с классической эпохи в Мегарах[190]. Основные особенности творчества ее представителей обусловливались в первую очередь тем обстоятельством, что по соседству с Мегарами лежали мощные Афины, и между двумя полисами постоянно возникали трения, подчас — серьезные конфликты. Силы были неравны, и на полях сражений (да и в дипломатической борьбе) афиняне по большей части одерживали верх; ну, а мегаряне пытались взять реванш на почве историописания.
Затяжной конфликт между Афинами и Мегарами за владение островом Саламином (VII–VI вв. до н. э.) завершился победой афинян: третейские судьи присудили спорный остров им. Для обоснования афинских претензий знаменитый политик Солон, исследовав древние погребения на Саламине, приводил на арбитраже следующий аргумент: «…умершие похоронены на Саламине не по обычаю мегарян, а так, как хоронят афиняне: мегаряне обращают тела умерших к востоку, а афиняне — к западу. Однако мегарянин Герей на это возражает, что и мегаряне кладут тела мертвых, обращая их к западу, и, что еще важнее, у каждого афинянина есть своя отдельная могила, а у мегарян по трое или четверо лежат в одной» (FGrHist. 486 F4, ар. Plut. Sol. 10). Перед нами, в сущности, первые шаги археологии!
Мегарский историк Герей жил в III в. до н. э.; к тому времени старый афино-мегарский спор о Саламине, казалось бы, давно уже был неактуален, остров столетия принадлежал Афинам, стал неотъемлемой частью их государства, и отнять Саламин у них не было никакой возможности. Однако же, видимо, у мегарян оставалось желание «сохранить лицо».
