«Целуй их и бросай», — так наставлял Ричарда его дед, всю жизнь следовавший этому правилу, пока не получил инсульт, погнавшись по лестнице за одной хорошенькой восемнадцатилетней танцовщицей из Оперы после плотного обеда, за которым было выпито немало вина.
А от Ванды, казалось, исходило сияние чистоты, шел из ее души волшебный свет. Ричард готов был поставить на кон свою жизнь, что был первым мужчиной, поцеловавшим ее. В Ванде чувствовалась очаровательная, не пробудившаяся еще до конца юность, хрупкая, ускользающая, как освещенная солнцем капля росы на первом весеннем цветке…
Ричард бродил по снегу до самой зари, а вернувшись к себе, проспал почти до полудня без сновидений.
Проснувшись поздно, он потерял возможность увидеть Ванду во время утренней прогулки. Подумав, он решил, что напишет ей перед ленчем и расскажет в письме всю правду о себе и своем положении. Пришло время, решил он, выйти из затеянной императором Александром игры в прятки и переодевания.
Он не был и никогда не сможет стать ни шпионом, ни интриганом. Это целиком и полностью противно его натуре, его воспитанию. Его понятие о джентльменстве было при нем, в какие бы условия и обстоятельства он ни попадал по воле фортуны. И когда в детстве и отрочестве, а потом в ранней юности ему в разное время доводилось бывать в России у русских родственников своей бабки по материнской линии, он и представить себе не мог, что когда-нибудь русские люди оплетут его такими сетями, в каких он оказался запутавшимся сейчас — на русской земле его всегда встречали сердечно, радушно, тепло: как это называют русские — хлебосольно…
Но теперь Ричард знал, что никогда больше не позволит себе быть втянутым в чьи бы то ни было интриги, а особенно в тайные замыслы царя Александра против Клеменса Меттерниха, австрийского министра, а проще говоря — политического монстра Европы: он подчинял своему обаянию и обескураживал, приближал к себе нужную ему фигуру, затем отдалял ее, обдавал лютым холодом и согревал, воодушевляя, лишал надежды и вознаграждал…
Ричард нагляделся на все это и твердо решил, что, даже рискуя потерять положение царского гостя, он должен сказать всему этому «нет». О своем решении он обязательно доложит Александру, но первой о нем должна узнать Ванда. Ведь именно ее столько времени он обманывал, так что он был перед нею в долгу, если не сказать больше.
К тому времени как Ричард оделся и был готов к выходу, ему передали, что его ожидает царь. Скрепя сердце он вынужден был сопровождать Александра, вознамерившегося нанести визиты другим государям, дабы обменяться с ними впечатлениями и комментариями по поводу вчерашнего дня, а попросту посудачить на высшем уровне, перемыть косточки видным фигурам, как знатным, так и просто знаменитым.
Ричард должен был участвовать и в назначенной на сегодня санной прогулке. Выпавший ночью снег сменился довольно крепким морозцем, но толпа на Йозефплац собралась немалая — это было еще одно прелюбопытное зрелище: ярко раскрашенные сани, покрытые позолотой, с бархатными зелеными подушками, аристократы в мехах и драгоценностях, украшенные серебряными колокольчиками лошади. Язычки колокольчиков были в виде герба австрийского императорского дома.
Едва все расселись, взыграли трубы, и процессия тронулась. Впереди следовал кавалерийский эскорт и запряженные шестеркой лошадей большие сани с трубачами и барабанщиками. Медленно проследовав по главным, запруженным зеваками улицам Вены, санный поезд выехал за город и веселым галопом понесся по дороге, ведущей к Шенбруннскому дворцу.
На передних санях сидели австрийский император Франц и русская императрица — на ней красовалась шляпа с алмазным плюмажем и зеленый бархатный плащ, подбитый горностаем.
Ричард предполагал, что окажется в одних санях с Екатериной, но обнаружил рядом с собой графиню Софию Жичи, которая, как поговаривали, страстно хотела заполучить в поклонники русского государя. Правда, последний был настолько увлечен ее золовкой, что едва обратил на Софию внимание, разве что дал ей прозвище — Блестящая Пустышка. Вряд ли это можно было счесть комплиментом, если вспомнить титул Селеста — «небесная», — которым он наградил Юлию. Хотя в список седоков санной прогулки Софию все же включили — вероятно, за ее умение поддержать оживленный разговор в любой компании. Александр напрасно будет тратить время, если продолжит обхаживать Юлию, сердце которой, как многим известно, отдано другому, подумалось Ричарду. Русскому государю лучше переключиться на Софию — очень хорошенькую, на все готовую.
