— Спасибо, — сказала она, плача. Это были слезы умиления и радости.
В полдень позвонила Поспелова.
— Ну что, именинница? Проснулась уже? — бодро сказала Ленка. — Хотела заехать, но не смогу, извини. Работаю допоздна. Дел по горло. Давай в выходные где-нибудь посидим, отметим? С меня подарок.
— Мне в эти выходные отрабатывать сегодняшний отгул, — соврала Саша. Поспелову ей видеть не хотелось. Вот у кого все супер! И кто украл у Саши теткину благосклонность. Еле-еле удержалась, чтобы не наговорить Ленке гадостей. Быстренько свернула разговор и дала отбой.
День прошел в хлопотах. Надо было сходить в магазин, прибраться в квартире, накрыть праздничный стол. Настроение у Саши было похоронное, есть совсем не хотелось, и она занималась этим лишь для того, чтобы не завыть в голос и, заперев дверь, не напиться вдрызг в одиночку. Леша был для нее сейчас все равно что спасательный круг.
«Я жду Лешу, — повторяла она, как заклинание. — У меня есть Леша, и он меня любит. Я жду Лешу…»
Подумать только! Она докатилась до того, что зависела сейчас от двадцатилетнего мальчишки! От того, придет он или не придет! Иначе — бар в ночном клубе и кто знает, что будет дальше? Случайный мужчина, пьяный секс, несвежие смятые простыни поутру и такая же душа, изгаженная, помятая, заплеванная и вонючая, как полная окурков пепельница. Тридцатилетняя брошенка, ни мужа, ни детей, ни денег.
Саша была уверена, что после недавней ссоры тетка не поздравит. Но она прислала эсэмэску. Не пошлый избитый стишок, а полноценное послание из трех предложений, не сказать что сердечное, но и без издевки. Лика Бестужева вполне владела собой и считала, что любые эмоции — роскошь. Саша была для нее не опаснее докучливой осы, залетевшей в комнату. Достаточно взять тряпку, выгнать осу вон и захлопнуть дверь. Бояться ее или тем паче ненавидеть — много чести.
А вот Алик позвонил. Но Саша не взяла трубку, поскольку помнила теткины слова: «не беспокой нас больше». Лика — это не оса. Это каток, который замесит в асфальт, если посмеешь стать поперек дороги. Саша и так наговорила лишнего, о чем теперь жалела. Да, она идиотка безмозглая. Упустила все шансы, разозлила богатую родственницу. Вот Ленка Поспелова порадуется! Твои ошибки все равно что разбросанные на дороге камни, кто-то их подберет и построит из них себе дом. Особенно, если тебе есть чем бросаться. Если у тебя в активе какие-то ценности. Прекрасный муж, богатые родственники, умные дети… Сашиных ошибок хватило бы на дворец. Ленка его и отгрохала.
«Господи, что со мной? — в отчаянии думала Саша. — Почему я такая? Не умею рассчитывать, манипулировать людьми, а самых нужных умудряюсь настраивать против себя! Как сказал Никита: не умею жить. И бросил меня. И Тафаев бросил бы, если бы я не ушла первой. Это полный крах. Все. Точка. Но я жду Лешу…»
Он пришел ровно в семь, с огромным букетом роз. Саша с грустью подумала, что мальчик потратил всю свою стипендию. Напиваться при Леше было неудобно, и Саша убрала подальше текилу. Пили красное вино, причем Леша от смущения был почти такого же цвета, как и жидкость в бокале. Но в конце концов захмелел и осмелел. Привычная к спиртному Саша была гораздо трезвее. Все, что случилось потом, вызвало у нее лишь досаду. Песенки группы «Ласковый май» заводят лишь таких же детей. «Слишком мало нот, — думала она с досадой. — А что я хочу от этого ребенка?»
Разве что мальчик спас Сашу от выгребной ямы, в которую она могла упасть этой ночью. Но песочница под грибком в детском садике оказалась немногим лучше. В ней было до омерзения скучно, и взрослой женщине, которой давно уже стала Саша, лепить куличики было совсем неинтересно. Ребенок затащил в песочницу свою воспитательницу, она по долгу службы ему подыгрывает, но тайком зевает и думает только о том счастливом моменте, когда рабочий день наконец закончится и можно будет вернуться в свою взрослую жизнь. Вот такое чувство было у Саши.
Она отговорилась тем, что завтра на работу, и уже в десять вечера выпроводила Лешу из своей квартиры. Он все не уходил, говорил, как сильно Сашу любит, и с восторгом о том, что между ними сегодня случилось. Она с брезгливостью слушала эти пьяные слюнявые глупости. Не романтики ей сейчас хотелось, не слов, которые не стоят ничего, а надежности, планов на будущее, подкрепленных какими-то финансовыми гарантиями. Это ему двадцать, а ей-то уже тридцать!