— Я не понимаю, о чем ты?
— Ты с ним спишь?
— Лика!
— Понятно: пока не спишь. Надо отдать парню должное, он терпелив. События не форсирует, ждет, когда ты сама созреешь. Я бы посоветовала тебе порвать с ним, пока не поздно, да ты ведь не послушаешь.
— Порвать с Никитой?! Да почему?! Мы любим друг друга!
— Ты любишь, вижу. А вот он… Он тебе жениться обещал?
— Мы об этом еще не говорили.
— А о том, что любит тебя, он говорил?
— Говорил… Не напрямую, но…
— Свои намерения можно обозначить всего тремя словами: я тебя люблю. Других не требуется. Порядочный мужчина именно так и обязан сказать, если он имеет серьезные намерения по отношению к женщине. Все остальное — это обман.
— Но мы друг друга еще так мало знаем…
— А теперь я слышу голос Марии Михайловны. «Не спеши, сынок, вы еще так мало знаете друг друга». Понятно, кто там первая скрипка. Парень красив, но, похоже, не слишком умен. Я справлялась: у него нет высшего образования. Какой-то заштатный колледж. Никите Любецкому двадцать три, как и тебе. Год отслужил в армии, хотел остаться на сверхсрочную, но передумал. Два года якобы помогал матери вести ее микроскопический бизнес, им еле-еле на жизнь хватало, пока на голову не свалилось это наследство. И вот теперь Никита в Москве. На работу не устроился, хотя болтается здесь с марта. Это о чем-то говорит.
— Он ведь не знает, останется в Москве или нет. Жить-то им негде.
Лидия Павловна рассмеялась:
— Останется, не сомневайся. Я тебя, Сашка предупредила: он скоро тебя бросит. Побереги себя для будущего мужа. Ты понимаешь, о чем я.
Теткины слова были забыты, едва Саша очутилась на улице. Весна заканчивалась небывало роскошным, по-летнему теплым маем. Воздух пьянил, даже московский, таким он был теплым и пряным. Цветочные ароматы мешались с запахом свежескошенных столичных газонов, да еще с перчинкой мокрого асфальта, по которому прошлись поливальные машины…
На даче, где временно жили Любецкие, обильно расцвела сирень. Все выходные Саша теперь проводила там. Добираться было неудобно, и Никита уже не раз намекал:
— Ты бы попросила у тетки машину. Права купить не проблема. Да и у меня есть. Я могу тебя возить.
— Я сама куплю машину. У меня есть деньги.
— И какую же машину ты купишь? Ты пойми: о том, кто ты такая, люди судят и по твоей машине в том числе. У тебя такая богатая тетка. Почему она тебе не помогает?
— Так уж повелось.
— Просто ты стесняешься просить. А зря. Для кого ей жить? Ведь у нее нет детей, а денег полно. Я очень удивился, когда узнал, что ты живешь на съемной квартире. Еще больше удивился, когда там побывал. Это не твой уровень, Саша.
Она рассеянно кивала. Какая машина, зачем? У нее, у Саши Адуевой, все есть. Главное, у нее есть Никита. И их любовь.
… В общем, случилось то, что и должно было случиться. Мария Михайловна сказала, что уедет по делам на два дня. Дело об ее наследстве вошло в финальную стадию, и Любецкая напрягла всех своих знакомых. Вечером в субботу она таинственно посмотрела на Никиту и сказала, что заночует у подруги. Тот кивнул:
— Хорошо, ма. Я понял.
Разумеется, Саша осталась ночевать на даче у Любецких, потому что ехать домой было уже поздно. Они с Никитой сидели на веранде, обнявшись, пока не стемнело окончательно. И целовались до одури, так что Сашина голова совсем отяжелела, а губы распухли от этих темных, тягучих, как опиум, и таких же дурманящих поцелуев. Как-то само собой действие перенеслось в дом, потом в Никитину спальню. Вечер был тихий, теплый и словно самой природой созданный для любви. Как тут против нее пойдешь, против природы-то?
Никита был само волшебство. Его губы и руки творили такие чудеса, о которых Саша и не подозревала. Она любила его так сильно, что даже не забеспокоилась, так и не услышав в ответ на свои бесконечные «я тебя люблю» ровным счетом ничего. Ни словечка.
Ей не надо было слов, она ведь поселилась в облаках, она летала, и все земное потеряло для нее всякий смысл.
Утро было чудесное. В открытое окно на первом этаже нахально лезли пышные грозди сирени, похожие цветом и запахом на пенки с черничного варенья. И у Саши было такое чувство, будто она объелась сладкого. Она стыдливо сдернула с кровати простыню с таким же черничным пятном и побежала с ней в ванную комнату. Никита, голый по пояс, опасной бритвой аккуратно уничтожал пушок со своих румяных щек. Волосы у него везде были тонкие, хоть и темные, и очень уж мягкие.