И тут только Саша осмелилась взглянуть на него. Она отчего-то заволновалась, еще только войдя в кабинет, но на причину своего волнения старалась не смотреть. Обшарила взглядом теткин рабочий стол, стены ее кабинета, потом уставилась в окно. Но на приглашение отведать мороженого в ближайшем кафе надо было что-то ответить. И Саша перевела взгляд на того, кого «бородавка» назвала Никитой.
Парень улыбнулся и встал. Он был до того хорош, что даже Лидия Павловна в его присутствии подобрела. Трудно было сказать, что в нем такого особенного? Темноволосый, голубоглазый, да мало ли таких? По отдельности черты его лица были совершенно обычные. Глаза как глаза, нос как нос, рот как рот. Но сочетались они до того гармонично, что от парня трудно было отвести взгляд. Словно бы гениальный художник взялся от скуки за портрет на заказ, но поскольку писал его гений, то и портрет получился особенный. Со всеми признаками гениальности.
Сашенька едва доставала красавцу до плеча и боялась снова поднять глаза, чтобы не приклеиться взглядом к этому гениальному лицу и не онеметь окончательно. Лидия Павловна понимающе улыбнулась.
— Красивый у вас сын, Мария Михайловна, — сказала она клиентке, когда за молодыми людьми закрылась дверь. — К такому бриллианту еще бы и оправу достойную. Я имею в виду модную одежду и хорошую машину.
— Увы! Если вы нам не поможете, Лидия Павловна, дорогая, Никите придется уехать обратно в провинцию, а там его не ждет ничего хорошего. У нас маленький бизнес, совсем крохотный, в городишке на самой окраине Московской области. И никаких перспектив, — заискивающе сказала просительница.
Любецкая приехала в Москву открывать наследство. Умерла ее бездетная тетка, оставив шикарную квартиру в столице, да еще и дачу в престижном месте, на Новой Риге. Но проблема заключалась в том, что родственница Любецкой много лет прожила в гражданском браке, и ее гражданский муж теперь тоже претендовал на наследство. Лидию Павловну Любецкой порекомендовали ее хорошие знакомые как человека, который умеет решать любые проблемы с недвижимостью. Разумеется, не бескорыстно.
Никиту Мария Михайловна взяла с собой не случайно. Парень был видный, женщины всех возрастов от него просто с ума сходили. Сначала она хотела, чтобы сын обольстил Бестужеву, но быстро поняла, что это крепкий орешек. Не по зубам. И тут подвернулась племянница. Любецкая подумала, что сможет влиять на Лидию Павловну через Сашу. План был не хитрый, но, как ни странно, сработал.
Саша влюбилась мгновенно, с первого взгляда. Они с Никитой сидели в кафе, и в вазочке, стоящей перед онемевшей от избытка нахлынувшего восторга Сашей, таяло клубничное мороженое. Точно также таяло в груди ее сердце, растекаясь по жилам сладким розовым сиропом. Пока этот клубничный сироп не застыл и в ее глазах.
— Вы первая москвичка, с которой я познакомился, — говорил ей Никита. — Не откажетесь показать столицу? Я жалкий провинциал, в метро сегодня прямо растерялся. Мне нужен гид. А о таком симпатичном можно только мечтать.
Он говорил банальности, но поскольку их говорил такой красавец, то и банальности носили поэтический оттенок. К тому же говорил он гладко, ровно, а главное, знал, что говорить. В Никите подкупала искренность. Он не набивал себе цену, не стремился быть лучше, чем он есть, поскольку и так был хорош. Кто бы устоял? И опытные женщины теряли голову, что уж говорить о Саше?
Никита и в самом деле радовался своей удаче. Второй день в Москве, и вот уже рядом сидит красивая модная девушка, да еще с большими связями. Саша ему понравилась, не надо даже было делать над собой усилие, чтобы продолжить знакомство. Именно о такой девушке Никита всегда и мечтал. О перспективной хорошенькой москвичке. И он с энтузиазмом принялся за дело.
На следующий день они с Сашей гуляли по Воробьевым горам. Пришла весна, звенела капель, воробьи чирикали так, будто обезумели. На них сыто смотрели пьяные от мартовского солнца коты. Москва прихорашивалась, словно очнувшаяся после долгой зимней спячки записная кокетка. Пришла пора обнажить запретное, скинуть снежный тулуп и сверкнуть стройными ножками новенькой брусчатки. Явить миру освободившиеся от ресниц ледяных сосулек карнизы по-молодому засиявших окон и стряхнуть седину инея с бесчисленных крыш высокой прически. Да еще прибавить росту, то бишь этажей, раз в моде нынче модели. Замороженный на долгие годы проект Москва-Сити был вынут из-под сукна. В Москву рекой потекли деньги, и она лихорадочно стала следить за модой. А чем я-то хуже Манхеттена? Ведь я же красотка! Подумаешь, восьмую сотню годков разменяла!
