План с квартирной аферой разработал именно он, а Лидия Павловна взяла на себя организаторскую часть и поиски клиентов. Поначалу ей было неловко, но старик за рюмкой чая в своей просторной «кутузовской» кухне снял камень с ее души:
— Мы кого кидаем-то, Лидуша? Хороших, честных людей? Да откуда у них деньги? Раньше в Москву приезжали лучшие, а оставались лучшие из лучших. А сейчас прет одно ворье да бандиты. Они же все и скупают. Деньги у них бешеные, а разве это честные деньги, чистые? Они народ ограбили во время приватизации или бизнес отжали. У половины руки в крови. Страшно даже представить, во что превратится мой родной город лет этак через десять. А через двадцать? И кто в нем будет жить. Прогниет все насквозь, когда такие вот собственники приберут город и страну к рукам. Нет, Лидуша, мы не мошенники, а санитары леса. Одним уродом в нашем городе будет меньше, а лучше двумя или тремя.
Она признавала, что это слабое оправдание криминальной схемы отъема денег, которую разработали они с Федором Самсоновичем. Но тут либо честным человеком залечь на дно и ни в чем не участвовать, ничего не замечать, либо принять правила игры и поработать над своей моралью.
У Лидии Павловны не осталось принципов еще в те годы, когда она с трудом выживала в девяностых. Когда провернула аферу со своей «сталинкой». О! Это было гораздо больнее! Потому что жертвой тогда стал не бандит, а девушка, так чертовски похожая на Сашеньку, единственную племянницу Бестужевой.
Сашенька и стояла сейчас на пороге и смотрела на тетку с огромным удивлением:
— Лика, вы еще не одеты? Мы же договаривались…
— Одета? Ах да! — тут Бестужева вспомнила, что собиралась вести Сашеньку в ресторан и как следует ее попугать.
Но поскольку в последние дни Лидию Павловну саму пугали, то проделывать то же самое с племянницей ей расхотелось. Василий пошел-таки в суд. События развивались стремительно, очень уже певичке хотелось въехать в свои законные хоромы на Кутузовском. Это была четвертая часть Марлезонского балета, самая печальная. Потому что они с Федором Самсоновичем передавали дело в надежные руки правосудия. А думать о том, как оно работает в этой стране, Бестужевой не хотелось.
«Не обманешь — не продашь, не обманешь — не продашь», — бормотала она, надевая брючный костюм, а не вечернее платье, как планировала в начале. И даже обошлась без высоких каблуков. Накинула дубленку, потому что племянница была в единственной куртке, в той самой, в которой с месяц назад приехала в Москву из Грачей.
«Надо бы купить и ей дубленку, — подумала Лидия Павловна. — Да и сапоги не мешало бы». Денег будет много, почему бы часть из них не потратить на благотворительность? На помощь бедной девушке, которая работает за гроши с утра до ночи, этой современной Золушке, хорошенькой замарашке, честной труженице. И «добрая фея-крестная», щелкнув дверным замком, бросила племяннице:
— Идем.
Поехали они на такси, Лидия Павловна собиралась сегодня выпить. Не напиться, а именно выпить, снять стресс. Не то чтобы ей стало вдруг стыдно за свою аферу, но клиенты были наглые и умели давить. От Лидии Павловны уже ничего не зависело, но опасаться их мести все же следовало. А вдруг догадаются?
Что до Федора Самсоновича, то он давно уже ничего не боялся. Еще с войны, когда ходил связным по деревням, кишащим карателями, охотившимися на партизан.
— Я, Лидуша, давно уже калека, — говорил он Бестужевой. — Потому так и не женился. Не хотел кому-то жизнь испортить, меня война так перепахала, что до сих пор не оправился. Душа умерла. Я ведь тогда гнилыми голодными ночами все эти пытки в красках себе представлял. Что со мной будут делать, если поймают. Как пытать. А ночи в болотах до-олгие… Сам себя истерзал. Искалечил. Мне твои бандиты — что вши перед баней. Смерть отмоет, а мне недолго уже осталось. Я свое отбоялся.
— Юра прикроет, — улыбалась она.
— Не нравится мне твой Юра, — морщился Федор Самсонович. — Только ведь других-то нет. Что удумали! Крышу!
— Лучше, когда менты крышуют. Сейчас не девяностые. Юра далеко пойдет, и я не собираюсь всю жизнь мелким жульничеством промышлять. Все это временно, Федор Самсонович. Пока капитала нет.
