— Оно понятно, — щурился старик. — Может, и я доживу.
— Доживете, — улыбалась Бестужева.
По ее опыту здоровяки жили гораздо меньше, чем такие вот чахлые старцы, потому что не ходили по врачам и не береглись. Да и чахлым Федор Самсонович был только на вид. Состояние его здоровья словно заморозилось и не менялось вот уже лет двадцать. Плюс хорошая медицина, на которую у Федора Самсоновича деньги были благодаря аферам с квартирой.
… — Приехали, выходи, — сказала она племяннице.
Это была обычная пиццерия, средней руки заведение, и без всякого фейс-контроля на входе. Потому что никакой фейс-контроль Сашенька сейчас не прошла бы. На ней был все тот же строгий рабочий костюм, другого, выходного, у нее не было. Без косметики, которой она почти не пользовалась, с длинными волосами, которые не стригла из экономии и стягивала резинкой в хвост, в старых ботинках, тщательно замазанных гуталином, Сашенька казалась настоящей простушкой. Которая случайно зашла в пиццерию, перепутав двери, потому что рядом был Макдоналдс. Да и на Макдоналдс у простушки денег не было. Будущее было туманно, и Сашеньке приходилось экономить. Этот месяц она сработала в минус. Да, Катя ее кормила, но на дорогу приходилось тратиться, да и по выходным что-то кушать. А еще надо было купить туфли для офиса. А еще…
Об этом она старалась не думать. Когда мама спрашивала:
— Как там Москва? — Она не знала, что ответить.
Так и хотелось сказать: а я ее вижу? Только электричку, метро и работу. В единственный выходной хочется отоспаться, да и денег на прогулки по столице нет. Все здесь ужасно дорого. Москва — город для богатых. А Сашенька — это «мясо». Рабочее мясо, которое тоннами вываливается по утрам из пригородных электричек на безликие прилавки станционных платформ. И само разбредается по магазинам, потому что большинство из приезжих — охранники и продавцы с кассирами. Или «менеджеры по работе с клиентами». Те, кто приносит хозяевам огромные деньги, живя в беспросветной бедности.
Сашенька надеялась на прибавку после окончания испытательного срока и перевод в нижний зал. За эту неделю она научилась читать прайс и считать конфигурацию компьютеров. И даже узнала от Полянкина, что такое чипсет материнской платы, чтобы сборщики больше не ржали, когда Сашенька заходила к ним с очередным талоном. В общем, дело пошло.
— Ты что будешь есть? — с кислым лицом спросила тетка. — Что ты будешь пить, я не спрашиваю.
— Почему? Я буду мартини с апельсиновым соком.
— Вот как? — теткины брови поползли вверх от удивления. — Быстро ты учишься. Все провинциалки почему-то начинают с мартини.
— Это дорогое и вкусное вино, — обиделась Сашенька, которую недавно просветила модница Стелла. Которая тоже пила мартини.
— Это вермут, — также кисло сказала тетка и заказала себе «Кьянти». — Не обижайся: я тоже начинала с мартини. И мне когда-то казалось, что это шик. Ничего, поумнеешь. Или не поумнеешь. Как твои дела? К маме домой еще не хочется?
— Я начинаю привыкать. — И Сашенька с аппетитом принялась за салат «Цезарь». Это было восхитительно! Никогда еще она так вкусно не ела! Даже Катина стряпня была хуже. Катя готовила сытно, но просто, а тут салат, да еще с креветками! Креветки были для Сашеньки деликатесом, она ела их аккуратно, не торопясь, даже не ела, а вкушала, жмурясь от удовольствия. И выпила целый бокал мартини с соком. И захмелела.
Тетка же пила свое «Кьянти», словно воду, то и дело подливая из бутылки, не дожидаясь официанта. Сашенька смотрела на нее с удивлением. За эти три недели роскошная тетка словно полиняла и уже не казалась такой величественной и значимой. Или это Москва так влияла на Сашеньку? Теперь она каждый день видела людей разных, в том числе и богатых. Хозяина Аркадия Андреевича, клиентов, которые заказывали самые дорогие «машинки», женщин, проносящихся мимо в сверкающих иномарках, и вальяжных, богатых мужчин за рулем лимузинов. И теткин образ постепенно блек. Под конец ужина Сашенька настолько осмелела, что перешла на «ты».
— Лика, а как твои дела? — спросила она, налегая на тирамису. Вот это была вкуснятина!
