— После тридцати лет изысканий, — продолжал чужак, — он перешел от теории к практике. За десять лет он сделал самое титаническое изобретение в истории человечества — он сделал человечество излишним — он создал меня!
— Что Тилли писала в последнем письме? — спросил старик. Старуха пожала плечами.
— Что она может написать? Все то же. Сидней вернулся домой из армии. У Наоми новый приятель…
— Он создал меня!
— Слушайте, мистер как-вас-там, — сказала старуха, — может, откуда вы, там по-другому, но в этой стране не перебивают людей, когда они беседуют… Эй! Слушайте — что это значит «Он создал меня»? Что за глупости?
Чужак снова обнажил все свои зубы, демонстрируя чересчур розовые десны.
— В его библиотеке, в которую я получил более свободный доступ после его внезапной, но загадочной смерти, вызванной вполне естественными причинами, я обнаружил полное собрание историй про андроидов, начиная от «Франкенштейна» Шелли и «РУР» Чапека и кончая Азимовым…
Франкенштейн? — сказал старик, заинтересованно. Я знавал одного Франкенштейна. У него был киоск, где он торговал сода-вассер на Холстедт стрит.
— Что ты мелешь? — запротестовала миссис Гумбейнер. — Его звали Франкенталь, и киоск у него был не на Холстедт, а на Рузвельт-стрит.
— …ясно показывавших, что все человечество инстинктивно ненавидит андроидов и, значит, между ними неизбежно возникает ненависть и вражда…
— Ну конечно, конечно! — Старый м-р Гумбейнер клацнул зубами по мундштуку трубки. — Я всегда не прав, ты всегда права. И как ты прожила всю жизнь с таким дураком?
— Не знаю, — отрезала старуха. — Сама иногда удивляюсь. Наверно, терпела из-за твоих прекрасных глаз.
Она засмеялась. Старый м-р Гумбейнер нахмурился, потом не выдержал и, заулыбавшись, взял жену за руку.
— Глупая старуха, — сказал чужак. — Чему ты смеешься? Разве ты не знаешь, что я пришел уничтожить вас?
— Что?! — воскликнул м-р Гумбейнер. — Заткнись, ты!
Он вскочил с кресла и влепил чужаку пощечину. Голова пришельца стукнулась о колонну крыльца и отскочила назад.
— Говори почтительно, когда разговариваешь с моей женой!
Старая миссис Гумбейнер с порозовевшими щеками затащила своего супруга назад в кресло. Затем она повернулась и осмотрела голову чужака. Она прикусила язык от удивления, когда оттянула в сторону лоскут серого, под кожу, материала.
— Гумбейнер, смотри! Там внутри провода, катушки!
— А кто тебе говорил, что он голем, так нет же, никогда не послушает! — сказал старик.
— Ты говорил, что он ходит, как голем.
— А как бы он мог еще ходить, если бы он им не был?
— Ну хорошо, хорошо… Ты сломал его, так теперь чини.
— Мой дедушка, да будет земля ему пухом, рассказывал мне, что когда МоГаРаЛ — Морейну Га-Рав Лев — светлая ему память — создал в Праге голема, три сотни или четыре сотни лет тому назад, то он написал на его лбу Священное Имя.
Вспоминая, старуха продолжала с улыбкой:
— И голем рубил для рабби дрова, приносил ему еду и охранял гетто.
— И однажды, когда он не подчинился Рабби Льву, то Рабби Лев соскоблил Шем Га-Мефораш со лба голема, и голем упал как мертвый. И его отнесли на чердак ди шуле, и он все еще там и находится, если, конечно, коммунисты не отослали его в Москву… Но это не то, что нам нужно, — сказал он.
— Авадда, нет, — ответила старуха.
— Я своими глазами видел и ди шуле и могилу рабби. — сказал ее муж с гордостью.
— Но я думаю, Гумбейнер, этот голем другого гида. Смотри-ка, у него на лбу ничего не написано.
— Ну и что? Кто запрещает-таки взять и написать там что-нибудь? Где те цветные мелки, что Бад принес из университета?
Старик вымыл руки, поправил на голове маленькую черную ермолку и медленно и осторожно вывел на сером лбу четыре буквы из алфавита иврита.
— Эзра-Писец не сделал бы лучше. — воскликнула старуха с восхищением.
— Ничего не случилось, — добавила она чуть позже, глядя на безжизненную фигуру, развалившуюся в кресле.
— Что я тебе — Рабби Лев, в конце концов? — спросил ее муж. — Так ведь нет.
Он нагнулся и стал осматривать внутреннее устройство андроида.
— Эта пружина соединяется с этой штукой… Этот провод идет к тому… Катушка…
