, как это называлось раньше, но только оптические картинки лет, а не одного момента или лица, затерянного в искаженной временной перспективе.
Что касается бывшей любовницы д’Аржанкура, то изменилась она не сильно — если вспомнить, сколько времени прошло; иными словами, ее лицо не было срыто до оснований — если говорить о лице человека, по крайней мере, терпящего урон на протяжении всего своего пути в пропасти, в которую он заброшен, направление которой можно выразить лишь в равной степени тщетными уподоблениями, ибо мы заимствуем их в пространственном мире; и когда мы справляемся по ним о высоте, длине, глубине, они, самое большее, дают понять, что эта непостижимая, но ощутимая величина существует. Необходимость угадывать имена, определять их реальное место и на деле восходить вверх по течению времени неминуемо приводила меня к восстановлению тех лет, о которых я уже и думать забыл. С этой точки зрения, и чтобы я не ошибался из-за мнимого пространственного тождества, абсолютно новый облик какого-нибудь человека, к примеру — г‑на д’Аржанкура, становился для меня ошеломительным знамением реальности дат, абстрактной для нас обычно, подобно тому, как карликовые деревья и гигантские баобабы свидетельствуют о пересечении меридиана.
И вот жизнь является нам феерией, в которой на наших глазах, по ходу действия, малютка становится юношей, затем зрелым мужем, а после клонится в могилу. И поскольку непрерывное изменение делает из людей, взятых через довольно долгие отрезки, нечто иное, мы понимаем, что и сами следуем этому закону, подобно до неузнаваемости преобразившимся созданиям, которые более ничем не напоминают, хотя они ими так и остались — и как раз потому, что они не прекращали ими быть, — тех, кого мы некогда знали.
Когда-то я дружил с девушкой, теперь — побелевшая, втиснутая во вредную старушонку — она словно бы служила свидетельством о необходимости переоблачения в финальном дивертисменте, чтобы никто не узнал актеров. Но поражал ее брат, всё столь же прямой, столь же похожий на себя самого, — и с чего это побелели его усы, торчащие из юного лица? Куски белых бород, доселе абсолютно черны, придавали человеческому пейзажу этого утренника нечто меланхолическое, как первые желтые листья на деревьях, — мы-то думали, что лето еще долго будет стоять на дворе, и не успели насладиться им вдоволь, как вдруг внезапно наступила осень. С детства я жил без забот о грядущем, уже тогда составив о себе, да и о других, определенное представление, — и тут впервые заметил, глядя на метаморфозы во всех этих людях, сколько прошло для них времени; я был потрясен откровением, что столько же прошло для меня. Безразличная сама по себе, их старость приводила меня в отчаяние, ибо предвещала наступление моей. Ее приближение, к тому же, было возвещено мне словами, которые, удар за ударом, с интервалом в несколько минут, повергли меня в ужас, будто судные трубы. Первые произнесла герцогиня де Германт; я только подошел к ней, миновав двойную цепь любопытствующих, — они не улавливали воздействовавших на них ухищрений эстетического порядка и, взволнованные этой рыжей головой, ярко-розовым туловищем, едва испускающим свои черные, кружевные, сдавленные драгоценностями плавники, высматривали в его извилистости наследственные черты, будто то была старая священная рыба, инкрустированная камнями, в которой воплотился Гений — покровитель семьи Германтов. «Как я рада встрече с вами, вы теперь мой самый старый друг», — сказала она. В пору моего комбрейского юношеского самолюбия я не верил, что когда-нибудь войду в число ее друзей, буду принимать участие в реальной волшебной жизни Германтов наравне с ее приятелями, г‑ном де Бреоте, г‑ном де Форестелем, Сваном и прочими, которых уже не было, и эти слова могли бы быть для меня лестными, но я был скорее опечален. «Самый старый друг! — подумал я, — она преувеличивает; быть может, один из самых старых друзей; но я, стало быть…» Тут же ко мне подошел племянник принца: «Для вас, как старого парижанина…» — сказал он. Затем мне передали записку. Дело в том, что при входе во дворец я встретил младшего Летурвиля; я уже забыл, что он кем-то приходится герцогине, но он-то меня помнил. Он только что окончил Сен-Сир