Королевство Ольстер Около трехсот лиг к югу от Гордума Приграничная с Шаморским султанатом провинция Керум Кордова — крупнейший торговый город провинции с мощными каменными укреплениями.
Старая женщина с всклоченными распущенными волосами медленно шла по каменной мостовой вдоль череды небольших городских лавок. Шаркающий звук ее деревянных шлепанец разносился далеко по пустынной улице, которая еще несколько дней назад была с самого утра и до поздней ночи заполнена городским людом и приезжими гостями.
— Булочника-то нету, — негромко, под нос себе, бурчала старушка, время от времени останавливаясь и рассматривая заколоченные двери и ставни лавок. — Где же хлебца-то теперь брать? — вывеска с металлической изогнутой баранкой, висевшей прямо над ее головой, печально скрипела на ветру. — А Маля-то мой без хлеба и за стол не садиться, — она продолжала стоять напротив лавки булочника и сокрушенно вздыхала. — Придет уставший, а хлеба и нету.
Еще немного постояв, она медленно, шаркая ногами, пошла дальше. На соседней улице находилась еще одна лавка, откуда с раннего утра тоже всегда разносился чудесный запах свежевыпеченного хлеба. Она обычно туда не ходила — далеко, но сейчас деваться было некуда.
— Совсем что-то никого нету, — сокрушалась старушка, словно только сейчас обнаружив, что на улице нет ни души. — Одна я, — ее бесцветные словно выцветшие глаза, подслеповато щурясь, с тревогой всматривались в те окна, которые не были закрыты ставнями. — Никого нету.
Бабка, дойдя до лавки, снова замерла, с растерянностью вглядываясь в грубые слеги, которые крест-накрест были вколочены поверх массивной входной двери. Позабыв обо всем на свете, она так и стояла, пока ее не окликнул хриплый простуженный голос.
— Ты, что это мать тут одна бродишь? — за ее спиной стоял городской стражник в теплом овечьем плаще, накинутом поверх доспеха. — Не слышала что-ль, что на площади говорили? — мужчина то и дело прерывался на тяжелый кашель. — Королевские войска уходят из Кордовы, — старушка не понимающе смотрела на него, теребя в руках небольшую корзинку с темным платком сверху. — Уходят из города все, говорю, — та, по-прежнему, никак не реагировала. — Тьфу! Глухая тетеря! — в сердцах выдал стражник магистрата и осторожно коснулся замотанной тонким шарфом шеи.
От сопровождавших его стражников патруля, совершавшего свой последний обход перед сдачей города, отделился еще один.
— Оставь ты ее, — негромко проговорил его товарищ. — Не в себе она. Мать это Здоровяка Милона. А вон, кстати о он сам! — он кивнул на быстро вышагивающую по улице высокую фигуру с длинной алебардой стражника. — Милон! Где тебя черти носят? Его милость следом едет…
Старушка обрадованно вскрикнула, когда увидела приближавшегося сына.
— Матушка, вот ты где! — Милон с тревогой смотрел на мать. — А я дома тебя искал. Что же ты из дома ушла? Уходить ведь надо… Соседи-то наши уже все уехали, — стражник взял ее за руку и потянул в сторону северных ворот. — Пошли быстрее!
Бабуля же неожиданно уперлась. Ее невысокая высохшая фигурка всем своим видом говорила о непреклонной решимости.
— Дурная ты башка, Миля! — уперев кулачки в бока, старушка начала гневно выговариваться сыну. — Куда я пойду на старости лет? К чужим людям приживалкой жить!? Дом мой здесь, могилки родных… За ними кто присмотрит? — с каждым новым словом ее сын горбился все сильнее. — Никуда я не пойду. Здесь появилась на свет и здесь же в землю сойду. Понял ты, орясина?
Она еще несколько секунд смотрела на своего сына, который с трудом выдерживал ее взгляд, а потом вдруг улыбнулась.
— Э-ма сынок, а чего это ты хмурый какой? — она ласково погладила ладонь сына. — Чай голодный! Ах! — всплеснула она руками. — Я-то дура, покормить забыла! Забыла совсем, что Миля мой родненький придет домой голодный со службы-то… Что же это я стою тут? Хлеба купить надо! Давай, Миля, пошли быстрее до булочника, пока не расхватали у него караваи-то. — она крепок вцепилась в руку стражника и начала тянуть в ту сторону, откуда только пришла. — Знаешь ведь какие они у него знатные, душистые!
