Находясь в госпитале и вынужденно бездействуя, Алекс подолгу размышлял о превратностях жизни, влиянии событий этой жизни на людей и влияния этих людей на историю человечества. Каждая судьба мизерной песчинкой возводила и цементировала, рушила и вновь созидала самой ей непонятное, невероятное здание «вселенского будущего». И сейчас в просвещенные, передовые, цивилизованные державы закладывались варварско-кабаллистические догмы человеконенавистничества, догмы тарантулов и скорпионов. Практически все погубленные жертвы этой современной массовой «расчлененки» были жертвоприношением современному Валааму — демону зла. И те из людей, кто использовал для продления своей «бесценной» жизни органы загубленных несчастных, были его поклонниками и служили ему, рассчитываясь своими грязными деньгами за продление своего существования. Деньги эти были из плоти и крови ограбленных и выброшенных на улицу стариков и отдавались за плоть и кровь загубленных жертв-доноров…
Как тут не вспомнить пресловутых врачей-вредителей. Они были уже тогда в закрытых клиниках Берии и Гитлера, в лагерях Мао и Пол Пота. Прогресс только больше развращал людей, их злобная сущность умело маскировалась новыми поправками в законах, фальшивыми дебатами в парламентах. Все это была ложь меньшинства против большинства в отвержении библейского «Слова», где не было одного «да» и одного «нет» между двумя говорящими… И прав был великий бард предперестроечного времени, утверждая, что «пророков нет в Отечестве моем, но и в других отечествах не густо», что «все не так, как надо…» За безграничную популярность и народную любовь он и был уничтожен очередным диктатором, которому уже не помогали ни искусственные, ни трансплантированные почки. Такие честные и популярные патриоты — всегда огромная опасность для лютых ставленников олигархии, поэтому-то их и убивают.
Конечно, подстраховка — дело хорошее. Говорят же в народе: «Береженого Бог бережет, а небереженого тюрьма стережет». Но только в России, в псевдодемократии, могут голоса «считать», и подделывать бюллетени здесь еще сто лет не разучатся. Только вот будут ли у нее эти сто лет?.. «Была монархия — была и честь, а нынче сволочи не перечесть», вспомнил он белоэмигрантский афоризм. Есть ли они еще среди живых — те свидетели и преданные участники Белого движения? Вряд ли. Дети их и внуки, а также разбросанные по всему миру после Второй мировой войны «джи-пи» — перемещенные лица уже не те. От русскости в них хорошо еще если осталась вера православная — вот и все, пожалуй. Но и это немало. Христианская Православная апостольская церковь — вот единственное, что осталось у России, ее последний шанс на спасение…
Так думал Алексей, прогуливаясь вдоль стен длинного госпитального коридора. Ранения изменили его, сейчас он чувствовал себя так же, как тогда в Афгане, в плену. Рядом со смертью отчетливо видишь и чувствуешь вечность. Особенно в те минуты, когда «невеста с косой» прошла мимо, обдав холодом могилы. Когда, увернувшись от нее, отступаешь все дальше и дальше от края бездонной пропасти. Перед лицом смерти эти две выпущенные в подворотне пули выглядели «смешными царапинами». Он выжил, но надолго ли?.. Опять же, если в тот момент у него бы не было при себе короткоствольного пятизарядного «бульдога» и не ответь он двумя выстрелами в темноту, наверняка они добили бы его, беззащитного. А так слиняли, поняв, что сами могут получить по маслине. А вот Роман не проскочил над бездной. Наверное, кто-то из них должен был ей достаться. Не удалось брату уйти от судьбы, видимо, грехи не дали, тяжесть, наверное, огромная была…
Ну а дальше что? Они требуют вернуть все деньги, переписать все документы на владение землей. Как только он сделает им этот «подарок», его вместе с десятком свидетелей отправят к праотцам без долгих колебаний. Это не частный бизнес держит его за горло, а государственный спрут, вернее его дочерний выродок-монстр. Круг опять замыкался и уходил по спирали в бездну. Он вспомнил, как отписал часть земли, что по соседству с угодьями Мстислава Ростроповича, Джорданвильскому монастырю на увеличение площади кладбища. Так же поступил тогда и Ростропович. Алексей улыбнулся, вспоминая, как на маленькой двухместной «цессне» прилетал пассажиром в Джорданвильский монастырь, как садились на дороге меж кукурузных полей. А Федор, весело ругаясь, спешил обнять друга. Он теперь там, на кладбище, за главного и так же, как и раньше, ходит на монастырские озера — купается до белых мух, вызывая раздражение монахов и восхищение местных жителей.
