— Для меня это всё так ново... — говорит он. — Я вряд ли бы вообще согласился на какой-нибудь животный орган... Но, сэр, я думаю, если ваш выбор помогает вам сохранить достоинство, то вы поступаете правильно.
Уил вперяется в него с таким гневом, что Лев тушуется.
— Но с другой стороны, если свиное сердце годится, то почему бы и нет? Если я ем свиные отбивные, как я могу запретить вам использовать свиное сердце, так ведь?
Старик вновь смеётся и вновь смех переходит в кашель.
— Э-э... может, я лучше подожду на улице... — Лев приподнимается со стула, готовый вылететь в дверь, но Уна удерживает его:
— Не вздумай. Очень полезно узнать мнение постороннего. Не так ли, Уил?
Уил отвечает не сразу.
— Мы можем многое узнать от посторонних, так же как и они могут многое почерпнуть от нас. И если древняя традиция способствует тому, чтобы твоя жизнь кончилась до времени, то зачем нужна такая традиция? — Он поворачивается к Леву, ещё раз делая его третейским судьёй: — Пум в резервации осталось маловато, Лев. Зато свиней, мустангов и овец — сколько угодно. Не вижу смысла в том, чтобы настаивать на органе от собственного духа-хранителя. Простая логика подсказывает: выбери другое животное. Разве не должен разум побеждать косность?
Лев понятия не имеет, что ответить. И тут он вдруг соображает, что, пожалуй, сможет выкрутиться из щекотливой ситуации.
— Нет, — говорит он. — В игре, основанной на чистом везении, всегда побеждает казино.
Мгновение молчания... а потом Уна вскидывает голову и заливается смехом:
— Ну, точно вам говорю — сова!
Точо сердито смотрит на Уила.
— Я хочу, чтобы ты сыграл мне завтра. Ты поможешь мне умереть спокойно и с достоинством. Своим отказом ты навлекаешь на меня позор. И ты позоришь себя тоже.
— Я буду играть тебе только для исцеления, дедушка, — говорит Уил. — После того, как ты получишь новое сердце.
Старик замолкает и лишь испепеляет внука взглядом, от его хорошего настроения и следа не осталось. Он отворачивается к окну, всем своим видом показывая, что визит окончен.
•
— В то время как ваша наука и экономика сосредоточилась на развитии технологии разъёма, наши учёные работали над методами пересадки органов от животных к человеку, — рассказывает Уил Леву по дороге домой. Уна на прощание поцеловала Уила с некоторой прохладцей в щёку и вернулась в мастерскую лютье. Уил подождал, пока она не скрылась из виду, и только потом достал гитару из-за камня. — Мы справились с проблемой отторжения органов и со многими другими трудностями, связанными с междувидовой пересадкой органов. Единственное, чего мы пока не можем пересаживать — это мозговую ткань животных. Животные думают не так, как мы, вот потому из этого ничего и не выходит.
— Но почему же вы не поделитесь этими знаниями с другими учёными? — спрашивает Лев.
Уил смотрит на него так, будто Лев только что дико сглупил. Может, так оно и есть.
— Мы поделились. Они не заинтересовались. Фактически, ваши учёные заклеймили наши методы как неэтичные, аморальные и вообще отвратительные.
Лев вынужден признать, что часть его сознания — та, что прониклась идеологией мира, где десятина и разъём считались делом нормальным — согласна с этим мнением. Удивительно, как мораль, которая, как ему казалось, всегда чётко разграничивает чёрное и белое, подвержена влиянию того, что тебе внушают сызмала.
— Ну и вот, — продолжает Уил, — для того, чтобы эта технология работала, наши умники-законники изобрели целый свод законов, основанный на нашей традиционной системе верований. Когда Люди Удачи достигают определённого возраста, они отправляются в духовное искание и находят своего духа-хранителя. Он может быть чем угодно: птицей, насекомым, любым другим животным. Само собой, после того, как Совет принял законы в связи с трансплантацией органов, вряд ли стоит удивляться, как много детей с подачи своих родителей назвали своим духом-хранителем свинью!
До Лева не совсем доходит, так что Уил объясняет, что самым биологически близким человеку животным помимо приматов является свинья.
— Пумы — самый худший случай, — говорит он. — Вид редкий, малочисленный, физиология сильно отличается от человеческой; к тому же хищники не созданы для долгой жизни, как травоядные, поэтому их сердца быстро изнашиваются.
