Но, даже находясь рядом с ним, она терзалась мучениями. Как бы ей хотелось, чтобы в палате присутствовал Харлей и успокаивал ее! Люку, наверное, тоже было бы приятно. Лори, войдя в положение, согласилась присматривать за собакой, чтобы Эбби смогла проводить как можно больше времени в больнице.
Ее односторонний разговор с Люком продолжался несколько дней, и вдруг однажды он открыл глаза, посмотрел на нее и, кажется, обрадовался.
Говорить он не мог. Словно стеснялся огромного количества бинтов на туловище и голове. Но Эбби была уверена, что его глаза все уже сказали, и вечером ехала домой на своем маленьком фургончике, сияя от счастья.
Что было довольно опрометчиво, как она поняла позднее. Люку удалось выйти из комы, но это еще не означало, что их отношения кардинально поменяются. Тем не менее она была очень рада, что он выжил, и не хотела думать о последствиях.
А зря.
Она оказалась абсолютно не подготовленной к тому, что на следующий день он откажется от встречи с ней. И с тех пор получала сведения о его здоровье только от его отца или Феликса.
Именно от Феликса Эбби узнала, что Люк уже вполне восстановился после лечения. И если не возникнет осложнений, его скоро выпишут домой.
– Он изменится, когда выйдет отсюда, – приободрял Феликс. – Это все из-за больницы. Здесь с ума можно сойти.
Однако когда Люк возвратился домой, он не изменился. У Эбби голова шла кругом. Как же так! Когда она примчалась к нему после аварии, он признался ей в любви. Что могло произойти?
Неужели он не помнит, что она проводила с ним в палате все свободное время? Неужели не понимает, как она за него волновалась? Не важно, насколько серьезными окажутся его травмы, ее чувства к нему не угаснут.
Но разве он в это поверит?
Только благодаря Оливеру Морелли Эбби узнала больше о душевном состоянии Люка. Надо сказать, она подружилась с его отцом, старик даже пару раз приезжал к ней в кафе.
Он предположил, что сын не хочет видеть никого, кто напоминал бы ему об аварии. Из-за препаратов, которыми пичкали в больнице, Люк стал мрачным и подавленным. По привычке упорно продолжал работать. Ведь личная жизнь может и подождать.
Эбби точно знала, что за подобным поведением стоит нечто большее, но, пока лично не поговорит с Люком, оставалось поверить Оливеру на слово.
Невероятно тяжело было принять то, что Люк не хочет ее видеть. Давить на упрямца смысла не было.
Если Эбби напоминает ему о несчастном случае, то Феликс, по идее, тоже. Однако его-то никто не прогонял.
С момента аварии прошло шесть недель и три недели с тех пор, как Люка выписали под опеку отца. Эбби наконец удостоилась аудиенции. Немного иронично, но по-другому это приглашение нельзя было расценивать.
Вопреки ее ожиданиям, встречу назначили не у Оливера Морелли в Бате. Люк настоял на том, чтобы перебраться в свой лондонский дом. В результате его отцу пришлось согласиться временно поменять место жительства.
Дом произвел на нее сильное впечатление. Это был георгианский четырехэтажный особняк, вход в который обрамляли два окна во всю стену. Дверь черного цвета, отполированная до блеска. Многие окна зашторены, над дверью красовался витраж.
Самый подходящий дом для миллионера, а возможно, и миллиардера. Что это означает? Все просто: их миры абсолютно противоположны.
Внутри дом тоже был великолепен. Длинный коридор вел в оранжерею, в стеклах которой отражалось теплое утреннее солнце. На полукруглом столике у стены стояла ваза с осенними цветами, а на серебряном подносе лежали открытки.
Эбби скользнула взглядом по комнатам, пока поднималась по извилистой лестнице с домработницей. И снова ее поразило изящество дома, который так отличался от квартиры в стиле хайтек, в которой много лет назад она жила с Гарри.
Несмотря на приглашение, радужных эмоций от предстоящей встречи она не питала. Скорее всего, позвать ее в гости Люка уговорил отец.
К этому времени Эбби полностью осознала свое «беременное» положение. И то, что о ребенке знают только Лори и Люк.
По всей видимости, он тоже никому ничего не рассказал. Эбби так и подмывало сообщить о ребенке его отцу или Феликсу, но мысль о том, что таким образом она лишь отдалится от Люка, казалась невыносимой.
