— Проходи, дорогая, она не может причинить тебе вред. — Голос сестры звучал твердо и ласково; к Дине никто не обращался с такой нежностью и теплотой, это растрогало ее. Сестра, обняв, провела Дину в комнату, взяла ее руку и положила на все еще теплую ладонь Рут. — Видишь, как она спокойна, дорогая? Она красива. Она совсем не мучилась, можешь поверить мне. Не хочешь ли ты остаться с ней наедине на несколько минут? Я выйду, но буду совсем рядом на всякий случай. Ну что, ты нормально себя чувствуешь?
Дина кивнула. Она стояла возле кровати, глядя на свою мать. Ей столько нужно было сказать маме, теперь она понимала, что они никогда по-настоящему не общались. Она совсем не помнила ранние годы своей жизни до смерти отца. Казалось, жизнь началась с того момента, как они переехали в дом деда, где он безраздельно правил и не давал развиться нормальным отношениям между матерью и дочерью.
Если бы что-нибудь можно было изменить! Дина упала на колени перед кроватью и прижала неподвижную руку матери к своей мокрой щеке.
— Прости меня, мама! — прошептала она.
— Что значит: ты возвращаешься сегодня в колледж? Мы только что похоронили твою мать. Так не подобает поступать!
Похороны, начавшиеся в половине одиннадцатого, уже закончились, но местная знать, приглашенная в дом, все еще толпилась в гостиной. Гам пили чай, закусывая сандвичами с тунцом и тыквой, и приглушенными голосами говорили о трагедии, которая постигла их любимого священника и его семью.
— Извини, дедушка, но я уезжаю. Я заказала такси, чтобы доехать до станции.
— Так отмени заказ! Здесь много людей, которые хотят поговорить с тобой.
— Я не хочу с ними разговаривать.
— Они пришли, чтобы отдать последнюю дань уважения твоей матери. Ты должна быть с ними!
— Нет, — сказала Дина. — Я ничего им не должна. Они здесь не ради меня, они здесь ради тебя. Ты с ними и разговаривай. А я возвращаюсь в колледж.
— Дина! — его лицо помрачнело. Впервые он получил отпор. — Я не потерплю такого поведения!
Дина смотрела на него со все возрастающей ненавистью. С тех пор как она покинула дом, все увиделось ей в другом свете. Теперь, снова проведя пять дней под его крышей, она думала только о том, как выбраться отсюда. Не было в этой атмосфере ни уюта, ни понимания, только мрак, тяжкие обвинения. Теперь боль помогла ей проявить смелость, о которой она и не подозревала.
— Дедушка, я возвращаюсь сегодня в колледж, что бы ты обо мне ни думал.
Ей показалось, что он сейчас ударит ее, таким черным от злости стало его лицо. Но дрожь прошла по его телу, и он остался бледным, жестким, похожим на дерево, в которое ударила молния.
— Да простит тебя Бог, Дина, — холодно сказал он.
В третьем часу Дина вернулась в свою квартиру. Бравада покинула ее, чувство обиды и стресс последних дней, траур и похороны полностью опустошили ее душу. Она вошла в квартиру, не надеясь кого-либо там встретить, бросила сумку на пол около дивана и прошла в кухню, чтобы приготовить необходимый ей сейчас кофе.
— Ну, как это было?
Голос, донесшийся из коридора, заставил ее вздрогнуть и обернуться. Там стоял Нейл, облокотившись о косяк двери.
— А как ты думаешь?
— Ужасно?
— Да.
— Мне действительно жаль, Дина. Я даже не знаю, что сказать.
Они конечно же знали, что ее мама умерла. Дина звонила им, чтобы сказать, что приедет после похорон.
— Ну и нечего говорить. Что ты делаешь здесь в такое время?
— Я решил пропустить лекции и поработать дома.
Он, видимо, писал что-то, это было заметно по следам краски на его джинсах. Чайник закипел.
— Чашку кофе? — спросила она.
— Нет. Слушай, у меня есть идея получше. Давай выпьем чего-нибудь крепкого?
— Вина? Днем?
— Нет, не вина — водки. Да и какая разница, когда пить? Просто становится холодно. Согласна?
Дина налила кофе в кофейник и взяла чашки. Нейл был в комнате.
— Нам понадобится это?
— Нет. Хочешь верь, хочешь нет, но у нас найдется несколько стаканов. — Он засмеялся, вытаскивая стаканы и бутылку из-под кровати. — Помыть их, или ты веришь, что я не болею ничем заразным?
— Я верю. — Сама мысль о том, что она будет пить из его стакана, взволновала ее. — Но стоит ли пить водку? Она понравится мне?