– А какого цвета трусики на тебе надеты? – спрашивает Ава. Мы едем на автобусе домой.
– Не в этом дело! Вроде лиловые, раз уж ты спрашиваешь.
Каким-то образом мне удалось занять место рядом с ней. Я хотела разделить с ней свою боль, но она воспринимает это недостаточно серьёзно.
– Держу пари, сейчас они серые, – говорит она. – Кажется, вся наша одежда становится серой, когда папа принимает участие в стирке.
– Знаешь, всё это – твоя вина, потому что ты не дала мне свою юбку вчера вечером.
Она выглядит виноватой.
– Хорошо, ты можешь взять одну с изворотливым поясом.
– О, великолепно. Теперь уже слишком поздно.
– Ну, я всегда могу оставить её себе.
– Нет! Я позаимствую её, – быстро отвечаю я.
Есть дурное настроение и есть самосохранение. Я не глупая.
Она улыбается и выглядывает из окна второго этажа автобуса. Мое любимое место в автобусе. Оно всегда занято, когда я пробую сесть там, но почему-то, когда Ава хочет, там свободно. Это, должно быть, магия вуду или нечто вроде. Она всегда была такой.
Она царапает свою руку, и я замечаю пластырь возле её локтя.
– О, врач делал тебе анализ крови?
– Угу, – говорит она, – и он хочет сделать мне биопсию шеи.
– Что это такое?
– Они втыкают иголку и высасывают то, что внутри, чтобы протестировать.
Она знает, как я ненавижу иглы, так что она говорит это, размахивая руками и с выпученными глазами, нависая надо мной как сумасшедший ученый.
– Фу, отвали от меня! Звучит гадко. Ты, кажется, в хорошем настроении для того, кто сдавал кровь.
– Было немного неприятно, – говорит она. – Мне пришло сообщение от «Константин и Рид» сегодня утром. Я получила работу! Луиза тоже. Четыре недели работы продавщицей. Дольше, если мы захотим. Так что лето устроено. – Она говорит это певучим, счастливым голосом. – Я увижу Джесси. И я буду заниматься сёрфингом. И получу скидку.
– Так нам не придётся петь на улицах!
– Это был полезный опыт, Tи, – говорит она, тыкая меня в бок. – Подумать только, теперь ты можешь написать в резюме – профессиональный музыкант.
– У меня нет резюме.
– Ну, когда-нибудь будет.
Считается ли жвачка профессиональной платой?
Она снова выглядит сонной и кладет голову мне на плечо.
– Просто надеюсь, что они не зададут тебе слишком много вопросов в интервью. Все будет в порядке. Поверь мне.
Она закрывает глаза.
Разные студенты заходят, чтобы найти свободные места в начале автобуса, видят Аву, отдыхающую рядом со мной, и дружески машут мне. Я делаю глубокий вдох и пытаюсь удержать этот момент. Пять минут я не “девушка в трусиках” – я “сестра Авы Траут ”. Может быть, это делает меня временно классной. Я расслабляюсь и, наконец, перестаю краснеть. Между тем, двойник Элизабет Тейлор рядом со мной начинает осторожно храпеть в мой воротник.
Оглядываясь назад десять дней спустя, сон был ключом к разгадке. Были и другие зацепки, но мы упустили их. Мы все думали, что это сочетание переходного возраста, переезда, стресса из-за экзамена, вируса. Вместо этого, мы беспокоились о тестах по математике и социологии, о сером нижнем белье, об окончании книжной главы и недожаренном картофеле по-французски.
Затем как-то утром позвонил врач сказать, что готовы результаты биопсии. Мама и Ава договорились забрать их после обеда, пока я была в школе. Я вообще об этом не думала.
По странному стечению обстоятельств, выходя из автобуса, я замечаю их, идущих домой от врача. Я зову их, они оборачиваются и смотрят на меня.
Это первое июня. Прекрасный летний день. Белые клёны вдоль дороги – ярко зелёные, листья выделяются на фоне кристально-голубого неба. Но лицо мамы серое, как наша коллекция нижнего белья. Как и лицо Авы. Они не хотят разговаривать со мной. Ни единого слова. Это ... это нехорошо. У меня так же шумело в ушах, когда я стала жертвой мошенничества на Карнаби Стрит. Я хочу сказать что-нибудь, но я не могу придумать правильный вопрос, потому что я не уверена, что хочу знать ответ. Я просто жду рядом с Авой, пока мама старается изо всех сил попасть ключом в замок входной двери. Её руки трясутся.
