— Что заставило тебя сделать это?
— Сделать что?.. — Особое видение, однако, не наделяло Линден даром предвидения, и она просто не поняла, о чем зашла речь.
— Ты бросилась в огонь! — со страстью и горечью воскликнул Ковенант. Он винил себя, а не ее — винить ее не имел права никто. — Я отослал тебя, чтобы попытаться спасти твою жизнь. Ничего другого мне придумать не удалось, да и, насколько я понимаю, было уже поздно что-то предпринимать. Червь уже пробудился, я уже уничтожил…
Горло Ковенанта перехватил спазм. Несколько мгновений он не мог произнести ни слова, но затем конвульсивно сглотнул и продолжил:
— Я не видел иного способа спасти тебя, вот и отослал. Но ты бросилась в огонь. Я был связан с тобой, магия связала нас воедино. Впервые все мои чувства были обнажены. И единственное, что я увидел, это как ты бросаешься в огонь. Почему ты вынудила меня вернуть тебя обратно?
Линден ответила ему гневным взглядом, словно он задел обнаженный нерв.
— Почему? Да потому, что в том состоянии, в каком ты оказался, я ничем не могла тебе помочь.
Неожиданно женщина сорвалась на крик:
— Там находилось лишь твое тело, а тебя не было и в помине. А без тебя это тело представляло собой всего-навсего кусок гниющего мяса. Даже будь у меня возможность доставить тебя в больницу — да что там, будь у меня возможность прямо на месте сделать переливание крови и операцию, я все равно не смогла бы тебя спасти. Мне было необходимо, чтобы ты вернулся со мной. А как иначе могла я добиться твоего внимания?
Мука в голосе Линден заставила Ковенанта вновь взглянуть на нее. У нее был такой вид, что ему показалось, будто он камень, который теперь треснул и трещина дошла до самого сердца. С гамака он видел взволнованное, освещенное солнечными лучами лицо и решительно — такой решимости он не встречал ни в одной женщине — сжатые кулаки. Она, конечно же, винила себя, хоть и не была виноватой, а стало быть, он не мог более уклоняться. Настало время сказать ей правду.
Когда-то он искренне верил в то, что утаивает истину ради ее же блага, щадит ее, не желая взваливать на нее лишнюю ношу. Но теперь Ковенант яснее понимал свои побуждения и осознавал, что утаил правду по одной простой причине — эта правда его не устраивала. А поступив так, он сделал свои отношения с Линден неискренними, отравив их обманом.
— Мне следовало рассказать тебе раньше, — запинаясь от стыда, пробормотал Ковенант. — Я пытался говорить о чем угодно, но не об этом — слишком уж больно это ранит.
Словно ощутив присутствие между ними чего-то странного, Линден бросила на Ковенанта сердитый взгляд, но на сей раз он не отвел глаз.
— Так бывает всегда. Происходящее здесь никак не воздействует физически на тот мир, — откуда мы с тобой родом. Здешний мир замкнут в себе самом. Всякий раз повторяется одно и то же: в Страну я попадаю больным, может быть, даже умирающим, но попав сюда, исцеляюсь. Дважды моя проказа исчезала без следа. Я вновь начинал ощущать каждый свой нерв…
Ковенант осекся. Сердце его дрогнуло, и причиной тому были как нелегкие воспоминания, так и горестный взгляд Линден.
— Но стоило мне покинуть Страну и вернуться в свой прежний мир, как и мое физическое состоянием тоже оказывалось прежним, словно я и не бывал в Стране. Я снова становился прокаженным. Проказа не излечивается. На сей раз я получил удар ножом — но когда мы попали в Страну, исцелил рану с помощью дикой магии. Точно так же я исцелил и Кайла, а ведь чтобы раздобыть кровь, они располосовали ему руку. Теперь там и шрамов-то почти не осталось, но все это не имеет значения. Происходящее здесь никак не влияет на происходящее там. Если что и меняется, то лишь наше отношение ко всему этому.
Ковенант говорил, но испытывал при этом такой стыд, что все же не выдержал и отвел глаза.
— Теперь понимаешь, почему я не говорил тебе правду? Перво-наперво, во всяком случае в самом начале, я полагал, что тебе и без того хватает забот. Ты и сама могла узнать все довольно скоро. Но потом все изменилось. Я действительно не хотел, чтобы ты знала, ибо не мог просить тебя любить мертвеца.
