А ещё хотелось поведать Кате о том, что значила для него их мимолётная встреча, что он думает о ней и как бы хорошо потом снова свидеться в Укромовке. Только разум подсказывал, что на первый раз и нескольких строк вполне достаточно. Невольно шевелилось сомнение, что письмо до Кати может не дойти - ведь её точного адреса он не знал, к тому же она попросту могла не ответить. И всё-таки вздохнул с облегчением, когда вечером бросил конверт в почтовый ящик. Теперь оставалось ждать и надеяться, что произойдёт невероятное и он получит, вопреки всем сомнениям, Катин ответ.
Дни проходили за днями. Егор маялся нетерпением, а ротный почтальон будто нарочно дразнил его. По вечерам в кубрик приносили пачки писем, только среди них не было того единственного, которого он так ждал. В пространных дедовых посланиях, приходивших из Укромовки, о Кате также не было ни строчки. Минули все разумные сроки, позволявшие надеяться на ответ. Егор поначалу расстраивался, а потом решил, что его письмо - чистейшая нелепица. Он уже начал раскаиваться, что не послушался мудрого совета Вадимыча и с непростительной лёгкостью поддался сомнительным доводам Кузьмича. "Случись летом в Укромовке новая встреча, - рассудил Егор, - уж невозможно представляться ненавязчивым. Да и захочет ли она вообще разговаривать с каким-то настырным прилипалой, вроде меня. В Москве у неё, надо полагать, есть свой парень. Такая девушка, как она, без внимания уж точно не останется. А поэтому стоит ли вообще надеяться на какое-то чудо, которому до меня явно недосуг?.."
И порассуждав так, Егор даже успокоился, тем более, что его ждали дела не менее важные и вполне конкретные. "Морская наука не терпит приблизительности либо просчёта, равно как никому не прощает праздномыслия и небрежности" - эту заповедь адмирала Шестопалова Егор усвоил твёрдо. Вновь он почувствовал в себе морского волка, слегка ироничного, снисходительного и твёрдого как скала.
15
Любимым своим предметом Непрядов считал навигацию. Интерес к ней особенно усилился, когда начались практические занятия по прокладке курса. Прокладочная находилась на самом верхнем этаже, в просторном классе с широкими окнами. Из них открывался чудесный вид на черепичные крыши старого города с высокими, схожими с корабельными надстройками, шпилями готических соборов. Из печных труб в серое небо уходили дымы. И оттого ещё больше возникало ощущение какой-то неведомой, бесконечно двигавшейся мимо окон эскадры.
Прокладочные столы были оборудованы как в настоящей штурманской рубке боевого корабля. На каждом из них прикреплена специальная панель с действующими приборами: крутились картушки репитеров гирокомпаса, пощёлкивали датчики лага и со звоном, словно тонкие струны, пели посылки эхолотов.
Практические занятия у них вёл сам начальник кафедры капитан первого ранга Владимир Несторович Чижевский. Высокий, подтянутый, с небольшими залысинами на гордо посаженной голове, он медленно двигался по проходу между рядами столов, поводя во все стороны волевым квадратным подбородком. Командирски твёрдым голосом капраз обрушивал на курсантов вопросы почти не задумываясь. У него была излюбленная привычка в самом начале занятий устраивать беглый опрос курсантов по параграфам "Правил штурманской службы". И не сдобровать тому, кто запнулся или неточно ответил - Чижевский немедля принимался забрасывать дополнительными вопросами, учиняя настоящий экзамен.
Егор терпеливо ждал, когда очередь дойдёт и до него. Тем временем щелчками гонял по карте ластик. За этой забавой его и застал начкафедры. Он сердито зыркнул, повелевая прекратить безобразие, и с ходу выдал:
- Курсант Непрядов, что есть пеленг на предмет?
- Угол между направлением на точку Севера и направлением на какой-либо предмет, - единым духом отчеканил Егор.
Чижевский сделал было шаг дальше, но задержался и вновь спросил:
- Что есть разность широт?
- Дуга меридиана, заключённая между параллелями каких-либо пунктов. Разность долгот - меньшая из дуг экватора, заключенная между...
- Я не спрашиваю вас о разности долгот, - сухо оборвал Чижевский. Отвечать следует только на заданный вопрос.
