Егор уж и в мыслях не держал, что возможно какое-то чудо. Вероятно, не заслужил его. Только оно всё же случилось как бы не благодаря, а вопреки его разумению.
Забортная стихия так и не смогла одолеть. В какой-то момент силы оказались равными, и вода перестала прибывать, добравшись едва не до самых плеч.
Отплевываясь, Непрядов провел по мокрому лицу рукой. Он только теперь почувствовал леденящий душу озноб - не столько от холода, сколько от неминуемой, казалось бы, гибели, на грани которой все они только что находились. Егор понимал, что нельзя молчать, надо же двигаться, говорить, действовать. Только язык будто прилип к нёбу. Давление безжалостной рукой стиснуло голосовые связки. Пересилив собственную вяжущую омертвелость, Непрядов с трудом просипел беззаботным тоном, на какой только был способен:
- Давайте-ка, ребятишки, разберёмся, откуда водичка изволит быть.
Как бы оттаяв, зашевелился и Хуторнов.
- Ты что натворил, салага?! - набросился он вдруг на торпедиста таким же сиплым натруженным голосом. - Врезать бы тебе разок по фотографии... Какой же дурак на такой глубине открывает забортный клапан!
- А я что? - пробовал с трудом, почти шёпотом оправдаться Ворохов. Из центрального дали команду.
- Из центра-ального, - передразнил акустик. - У самого-то что на плечах: голова или задница с ушами?
- Ну, хватит базарить, - оборвал перебранку Егор, уже догадываясь, что произошло. - Ворохов, а ну давай по порядку и без эмоций.
- Значит, я стою на вахте, - начал торпедист, запахиваясь полами насквозь промокшего ватника.
- Лучше бы вместо этого в гальюне сидеть, - вставил акустик, - толку бы от тебя там было больше.
Непрядов зыркнул на Хуторнова и тот попридержал "праведную злость".
- Так вот, стою, - продолжал Ворохов, - слышу, телефон звякнул. Беру трубку. А вахтенный офицер возьми, да и прикажи: пустить помпу на прокачку из-за борта - за борт. Ему-то виднее, что делать.
"И тот гусь хорош, - подумал Непрядов о Шаткове. - Не мог тоже, бегемот упитанный, прежде на глубиномер посмотреть: конечно же магистраль забортной воды лопнула, как только этот салажонок открыл забортный клапан".
- Вот не поверите, товарищ лейтенант, - всё ещё горячился акустик. - Я как знал, ну просто ушами чувствовал, что сейчас именно в кормовом что-то произойдёт. У меня на этот отсек всегда какое-то ненормальное чутьё. По звукам в переговорке уловил, что хлещет вода.
Будто проснувшись, заверещал телефон. Егор выхватил трубку из зажимов.
- Кормовой, кормовой! - послышался встревоженный, нетерпеливый голос командира. - Вы слышите меня, кормовой?!..
- Слышу, товарищ командир, - отозвался Непрядов.
- Какого чёрта молчите? - напустился Жадов. - Сколько вас можно вызывать!
- Сигнал только пробился, - пробовал его успокоить Егор. - До этого ничего не было слышно.
- Давайте обстановку: коротко и быстро. Как люди? Сколько вас там?
- Трое, все целы. Отсек примерно на треть заполнен водой.
- Догадываюсь, что не жигулёвским пивом. Причины?
- Лопнула магистраль забортной воды.
Потом в трубке послышался голос механика Симакова:
- Как слышишь меня, старичок?
- Как Христа-Спасителя, Симочка.
- На Бога надейся, сам не плошай, - посоветовал механик. - Сколько у вас "идашек"?
- На каждого и один в запасе.
- Беречь пуще глаза. Понял? В аппарат включаться лишь в самом крайнем случае. Сколько сможете - дышите отсечным воздухом.
- Дышим и радуемся.
- Чему?
- Тому, что пока дышим...
- И дышать будем, лет эдак до ста с гаком, - заверил Симаков. - Для этого нужна самая малость. Забортный клапан перекрыть сможете?
- Постараемся, - пообещал Егор. - Только нырять придётся. Он в воде.
- Давай, старый, поторопись: иначе воду откачивать нельзя. А с меня за работу каждому по сто грамм спиртяшки.
- А за полтораста мы тут "на бис" можем все клапана перекрутить, Егор подмигнул матросам.
Они удивлённо, через силу улыбнулись ему.
- Замётано, - согласился механик. - Действуй, Егор. На вас вся надежда, - и на всякий случай напомнил: - Только аппараты не трогать. И вообще, пока лучше выкинуть их из головы.
