- Выкинем, - согласился Егор; он и сам понимал, что это последняя надежда как-то продержаться и выжить, если лодка всё же всплывёт не скоро.
Непрядов сунул трубку в зажимы. Пока он переговаривался с центральным, Хуторнов решил даром времени не терять и первым нырнул к помпе. Не появлялся он минуты две. Наконец высунулся, стукнувшись макушкой о плававший аварийный брус. Матерясь, локтем отпихнул его.
- Никак, товарищ лейтенант, - с трудом выговорил, едва отдышавшись и потирая ладонью ушибленное место. - Шток, что ли, погнуло?
Непрядов стянул с себя отяжелевший китель, оставшись в таком же мокром, неприятно прилипавшем к телу свитере. Поводя плечами, до предела вобрал в себя воздух и погрузился, будто с головой уйдя в студенистое тело медузы. Цепляясь руками за громоздкую помпу, он продвинулся вдоль борта и нащупал маховик забортного клапана. Поднатужился, дёрнул за штурвальчик, но тот не поддавался. Попробовал ещё раз, пока хватало воздуха, и снова безуспешно.
Толкнувшись ногами, Непрядов всплыл. Матросы поджидали его, повиснув на переборке.
- Ворохов, не припомнишь, где тут у вас розмах? - спросил Егор, немного передохнув.
- Где-то в ящике с инструментом был. Да разве теперь найдёшь?
- Лопух, - отреагировал акустик, - такие вещи надо с закрытыми глазами находить. Чему только учили вас?
- Надо какой-нибудь рычаг, если не розмах, - сказал Непрядов. - Иначе бесполезное дело.
- Ну, я попробую поискать, - согласился торпедист.
- Уж сделай милость, - съязвил Хуторнов, - да только побыстрей.
Прежде чем окунуться, Ворохов пошевелил в воде ладонью, как бы пробуя, не слишком ли она холодна для него.
- Не беспокойся, сейчас подогрею, - хмыкнув, посулил акустик, - как в ванну залезешь, а потом я те спинку потру.
Ворохов зябко подёрнул плечами, начал шарить по левому борту, постепенно погружаясь. Возился он, как показалось, бесконечно долго и лениво, точно не веря в успех своих усилий. Когда терпение у Непрядова иссякло и он хотел было сам подключиться к поискам, торпедист обрадованно улыбнулся.
- Вот, - и показал небольшой ломик. - А больше ничего такого не нашёл.
- Вставить бы его тебе... Знаешь, куда? - продолжал злиться Хуторнов. - Сказано же: ро-озма-ах...
- Сгодится, - решил Егор. Взяв у торпедиста ломик, он нырнул к забортному клапану. Вслепую нащупал маховик, приладил к нему рычаг и навалился на него всей грудью. Жалобно скрипнув, маховик сдвинулся с мёртвой точки.
Несколько раз пришлось высовываться из воды, чтобы схватить глоток влажного, тугого воздуха, и снова принимать леденящую купель. Матросы всё время порывались хоть как-то помочь, но он гнал их от себя. Полагал, что силы у него всё же больше и потому сможет управиться быстрее. От постоянного напряжения он почти не чувствовал холода. Мозг постоянно сверлила мысль: не упустить бы из рук скользкий рычаг, ведь его в трюме потом не найдёшь. Он не знал, сколько времени ушло на эту однообразную, каторжную работу. Непрядов почти обессилел, когда маховик, наконец, вкрутился до упора. Уже не было мочи добраться до телефона и доложить в центральный. С хрипом, захлебываясь воздухом, он лишь махнул акустику рукой, разрешая доложить механику, что всё в порядке.
Счёт времени давно был потерян. Дышать становилось всё труднее. Донимал уже не столько промозглый холод, сколько недостаток кислорода. Матросы всё чаще поглядывали на спасительные аппараты ИДА, но Егор неумолимо крутил головой: ждать. И они ждали, стараясь не думать о самом страшном, что могло бы произойти вопреки всем обещаниям механика...
Наконец, где-то в трюме утробно забулькало и заурчало, как в животе у пившей коровы. Уровень воды стал медленно понижаться. По тому, как защёлкало в ушах, все с облегчением поняли, что давление в отсеке начало падать. Дифферент понемногу выравнивался. Почувствовалось движение бортовой качки. Лодка всплывала вопреки всем усилиям державшей её глубины. Только теперь Егор позволил Ворохову и Стригалову подышать кислородом из одного аппарата. Лица измученных ребят оживились. Все они смертельно устали и до костей продрогли. Набухшая одежда повисла на плечах тяжёлыми веригами. Она неприятно обволакивала тело, словно щупальца прятавшегося где-то в трюме осьминога. От крепкого забортного рассола кожу саднило, во рту ощущалась неприятная горечь.
