Продув балласт, лодка пошла на всплытие. На перископной глубине начало слегка покачивать. Судя по всему, шторм окончательно выдыхался и постепенно "исходил на нет" мёртвой зыбью. Отдраили верхний рубочный люк. В центральном засквозило промозглой сыростью. Поеживаясь, Непрядов снова надел меховой альпак. Поднявшись на мостик, он выглянул за обвес рубки. Серая громада плавбазы застыла на воде в полумиле от дрейфовавшей лодки. Оба корабля переговаривались семафором. Сигнальщик, сидевший в кармане ограждения, будто кенгурёнок в сумке матери, изредка щёлкал затвором прожектора, принимая передававшийся ему текст. Христофор Петрович восседал рядом с ним на рубке и терпеливо ждал, покуривая в рукав.
- Ну как, попали? - не утерпев, полюбопытствовал Егор.
- Должны попасть, - убеждённо сказал помощник. - Иначе не стоило испарять электролит и жечь солярку.
- А вообще заметь, - вмешался Стригалов, - торпеда дура - отчёт молодец. Главное в нашем деле - это канцелярия. Если документация в полном порядке, то врагу в небесах, на земле и на море - крышка.
- Отчётами воевать не годится, - возразил командир, покосившись на разговорчивого минёра. - Торпеду к делу не подошьёшь, коль скоро ей взрываться под днищем положено.
- Есть попадание, товарищ командир, - доложил сигнальщик, еле сдерживая ликование. - Сразу двумя торпедами по корме. Комбриг просит передать личному составу благодарность.
На твёрдом, широкоскулом лице командира ничего не отразилось. Докурив сигарету, он швырнул окурок за борт и лишь после этого потянулся к микрофону корабельной трансляции.
На мостике было слышно, как бурно возликовал центральный. Приглушённое "ура" взрывной волной покатилось по отсекам. Непрядова так и распирало от волнения и радости, захлестнувшей экипаж. Но он всё же позволил себе лишь скупо улыбнуться, невольно подражая этому предельно сдержанному "рыжему троллю".
Уже в следующую минуту Дубко повысил голос, как бы прекращая не утихавшее веселье и требуя сдержанности:
- Сигнальщик! Запросите торпедолов, не нужна ли наша помощь?
Снова защёлкал затвор прожектора, процеживая сигналы морзянки через щели створок. Выждав, пока торпедолов ответит, сигнальщик доложил, что обе торпеды "заарканены" и взяты на борт.
Через полчаса получили "добро" на возвращение в базу. Лодка описала циркуляцию и легла на обратный курс. Сильнее взревели дизеля. Будто подстёгнутые, они понесли корабль во всю мощь содержавшихся в них лошадиных сил. По-ямщицки удало и весело засвистал в ушах крепкий ветер, а за кормой широким трактом потянулась следовая полоса. Пошли разматываться от винта мили-вёрсты, приближая встречу с берегом.
Постоянным курсом шли несколько часов. Над морем завечерело. Ненадолго проглянуло солнце. Придавленное тяжёлой тучей, оно неласково высвечивало, словно воспалённый стариковский глаз под нахмуренной бровью. Стылая вода багровела, щетинилась.
Непрядов возился на мостике с секстаном, собираясь определиться по солнцу. Не успел взять и одной высоты, как светило спряталось. Как бы поддразнивая, оно ещё раз моргнуло терпеливо ждавшему Егору и больше не появлялось. Тогда он сплюнул, - не по-настоящему, что явилось бы верхом морской серости, а в сердцах, чтобы утолить свою досаду.
- Штурман, подмени минут на десять, пока чай попью, - попросил Стригалов, сидевший на откидной банке по левому борту. - Кэп дал добро.
Непрядов кивнул и взгромоздился на освободившееся место вахтенного офицера. Егору даже льстило, что командирское доверие к нему оказывалось столь бесконечно щедрым. Конечно же, за это ничтожно малое время на мостике не слишком-то раскомандуешься: обстановка спокойная, курс - прежний. И всё же самостоятельно править вахту было приятно. Явилось ощущение собственного всемогущества над кораблём, когда каждое произнесённое в микрофон слово приобретало для всего экипажа силу закона. Он принимал поступавшие с боевых постов доклады и отвечал на них, как полагается, коротко и строго, в то время как всё в нём ликовало от избытка радости за собственный успех. Теперь уже просто немыслимым казалось начинать службу в каком-то ином месте и тем более на другом корабле. Ведь неизвестно ещё, как бы там пошли дела, тогда как в экипаже Дубко просто по-человечески повезло.
