— Капитан, здесь есть несколько частей, которые можно идентифицировать, по крайней мере, зубы… Еще не найдены остатки одежды или какие-либо документы.
Хардекер молча кивнул, попыхивая сигарой.
— Направьте зубы в лабораторию, пусть их посмотрят. Мы выясним, кто был этот парень. — Он взглянул на меня, затушил сигару и окурок положил в нагрудный карман. — Что касается вас, то мы возьмем отпечатки ваших пальцев и постараемся выяснить все, не возражаете?
— Вовсе нет.
— Конечно, если вы не выложите нам все начистоту.
— Мне нечего добавить, капитан.
— Тогда пойдемте. — Он встал, направился к двери и повернулся, ожидая меня.
Прежде чем я успел усесться на заднее сиденье в машину капитана, к нам подошел водитель одной из патрульных машин, нагнулся к капитану и похлопал меня по плечу.
— Мистер, это вы были вместе с Бостером, когда в него стреляли, не так ли? Я узнал вас.
Не было никакого смысла отрицать это.
— Да, верно.
Хардекер повернулся и уставился на меня.
— Это правда, мистер?
— Да, я был там.
— В таком случае нам есть о чем поговорить, вам не кажется?
— Да не особенно.
Капитан посмотрел на меня и приказал полицейскому:
— Следуйте за нами, Пит, затем поезжайте за Бостером. Может быть, вместе они что-нибудь нам и скажут. Что вы нашли в его комнате?
— Ничего. Только одежда. Он чист.
Хардекер одарил меня одной из своих ехидных улыбок.
— У вас нет оружия при себе, не так ли?
— Самое время спросить об этом. Нет, у меня нет оружия.
Он немного замешкался, закашлял и произнес:
— Не беспокойтесь, я бы сразу догадался, если бы вы имели его. У меня просто нюх на оружие.
Поскольку мне показалось, что он не совсем уверенно чувствовал себя, я тоже откашлялся и сказал:
— Я в общем-то и не нуждаюсь в нем.
— Хо-хо! — Хардекер посмотрел на меня с любопытством, словно впервые увидел, и улыбка исчезла с его лица. Он включил зажигание, скорость, и автомобиль рванулся вперед.
Я позволил им провести меня через все обычные процедуры: занесение моих данных в картотеку, отпечатки пальцев и прочее. Затем меня провели в комнату, где проводились допросы, предложили сигарету и усадили за стол напротив Хардекера. Тот самый полицейский, Пит, вошел в комнату и доложил, что Клода Бостера не оказалось дома и он никому не сказал, куда поехал и когда вернется. Хардекер попросил его периодически проверять, не появится ли Бостер, и доставить его в участок.
Удобно усевшись и положив руки на колени, он посмотрел мне прямо в глаза и сказал:
— Теперь я знаю, что здесь все не так просто, мистер э…
— Менн — мое настоящее имя, — улыбнулся я.
— Знаете, в большинстве случаев люди начинают кричать, что им нужен адвокат, или пытаются позвонить кое- кому и обвинить нас, что мы нарушаем их права. Ну, всякое такое, вы знаете?
— Я знаю.
— Тогда почему вы не делаете этого?
— Зачем?
— Вы, может, что-нибудь скрываете?
— А может, и нет.
— Я думаю, что все гораздо серьезней.
— Возможно.
— Знаете, — сказал он, — если бы вы возражали, мы не имели бы права снимать у вас отпечатки пальцев. — Он облокотился, подперев подбородок ладонями. — Это несколько странно, вам не кажется?
— У меня и раньше брали отпечатки пальцев.
— Без сомнения. Итак, вы тянете время. Я бы хотел знать — почему?
— Проще вести себя так, чем пускаться в пространные объяснения.
— А проще будет, если я запру вас до выяснения всех обстоятельств случившегося?
— Не имеет значения, — сказал я легко, — делайте что хотите.
— Тогда давайте попробуем, — предложил он.
Тюрьма была чистой и современной. Окно опрятной камеры выходило на юг, и лучи солнца яркими полосами рассекали ее.
— В любое время, если вы захотите говорить, — напомнил мне Хардекер, — я буду наверху. Я предчувствую очень интересный разговор, мистер Менн. Репортеры также. В нашем городе давно не было ничего подобного. Уже поползли слухи и разные предположения.
— Я дам вам знать, — сказал я, сел на скамью и зажег окурок.
Дверь захлопнулась, они ушли. Я должен был ждать. Это все, что я мог сделать. Хорошо, что им не удалось отыскать Клода Бостера. Если бы его доставили в участок и он рассказал о Луи Агронски, все бы полетело сразу к черту. Я посмотрел на часы. Было около двух часов, я был голоден.
