Тут соловей умолк, и мы восхищенно переглянулись. Ну как? — стояло в ее темно-голубых сейчас очах. Что как? Что я мог сказать? Что тут скажешь, кроме «ах!» Но какой-то бес словно в ребро меня толкнул. Захотелось, как в молодости когда-то, блеснуть, покрасоваться, дескать, и сами не лыком шиты, — каюсь, давненько уж меня подобное не посещало, а тут вдруг… И я брякнул, что, мол, всю эту песню, всю эту красоту можно запросто описать математической формулой, со всеми возможными вариантами и вариациями. На ее недоуменно-удивленный взгляд добавил, что вообще-то я кибернетик, создатель искусственного интеллекта, закончил физмат и аспирантуру в Киевском кибернетическом…
— Сейчас вы, насколько я вижу, не кибернетик, а огородник.
Слова ее резанули по живому. Хотел сказать: сама-то кто — расчленительница гармонии?! — но вовремя остановился. Да она и сама поспешно и смущенно заизвинялась и, как компенсацию за бестактность, предложила зайти попить чаю.
Уже дома рассказала, как оказалась в наших заброшенных палестинах, на этом глухом кордоне, на котором, помнится, раньше обитал диковатый чудак Сабражай. Жила в Тирасполе, родителей там похоронила, была квартира, любимая работа в сельхозНИИ, и вдруг 19 июня 1992 года всё началось. Во всех школах были выпускные вечера. Нарядные девочки, мальчики в белых рубашках, а тут БТРы, танки, выстрелы, ужас… Полтора месяца бушевал в городе ад. Из квартир не выходили, передвигались по комнатам ползком, спали под окнами. Но как ни странно, в трубах была вода и работал телефон, можно было позвонить по межгороду — только кому звонить, если во всем мире у Тамары не было ни одной родной души. Она обратилась к Богу, — под пулями не бывает атеистов. И Господь хранил ее. Однажды, во время затишья, включила на кухне свет и решила помыть посуду — тут же влетела пуля и разбила тарелку прямо в руках. После этого еще более уверовала, но больше уж не рисковала… Через полтора месяца, когда все запасы кончились, решили они с соседкой, латышкой Ирмой, уходить из города. Шли по центру — тишина стояла аж звенящая. Всюду лежали неприбранные, вздувшиеся, кишащие трупы… От них сладковато наносило запахом корицы. Женщины шли, судорожно схватив друг друга за руки, а перед ними, посреди улицы, прямо посреди центрального проспекта, среди щебенки и битого стекла, совершенно спокойно ползла аспидно-черная двухметровая эскулапова змея, шурша чешуйчатой шкурой. И — звенящая, сладковатая тишина… Вдруг из завалов вышел чумазый румын. Наставил в живот автоматный штык, хищно блеснувший на солнце. Сейчас посмотрим, проговорил, какого цвета кишки у тебя, русская свинья. Тут Ирма быстро-быстро заговорила по-латышски. Румын удивился, опустил автомат и пропустил их.
Потом была страшная двухсоткилометровая дорога до Одессы, через мост в Бендерах, который бомбили и обстреливали «МиГи» с красными звездами на плоскостях. Четыре кошмарных, сухогорлых дня в пути. И наконец Одесса, кипящий вокзал. Давка у билетной кассы. Билеты были почему-то только до Воронежа. Не задумываясь, купила билет, расценив это как Перст Судьбы, и всю дорогу проспала; приехала в Воронеж, и ей опять повезло — в Хопёрском заповеднике, на этом вот кордоне, оказалась вакансия. И вот она здесь, и работает почти по специальности, во всяком случае ей никто не мешает писать докторскую по соловьям. Они тут получше, посильнее, пожалуй, даже курских, которые вообще-то являются эталоном восточного, русского соловья. А уж киевским, которые когда-то тоже гремели, точно дадут фору.
— Странно, — сказал я, — курские находятся на магнитной аномалии, наши — на месте тектонического разлома, и Киев вместе с Чернобылем, тоже находится на разломе. Вы знаете, что у нас тут, в этом заповеднике, зафиксировано самое большое количество встреч с
НЛО?
— Что ж тут удивляться — всё закономерно… — глаза ее подернулись таинственным туманцем, и она добавила: — Хорошо, что у вас… у нас тут, — поправилась, — не догадались атомную станцию построить, или что-нибудь подобное… Так чем же вы все-таки занимаетесь?
Я обрадовался ее вопросу и рассказал, что в последнее время занимаюсь торсионными полями. Это неизученные энергии, пронизывающие всю Вселенную, это некое всемирное Информационное Поле. Наблюдательные люди давно уже заметили, что есть нечто, что не укладывается в обычную логику, например, если о ком-то страстно говоришь, не имеет значения плохо или хорошо, главное, страстно, сильно! — то этот объект как-то себя проявит: или неожиданно появляется вдруг, или звонит, или еще как-то о себе заявляет. Так же если о чем-то очень страстно мечтаешь, то рано или поздно мечты и желания чудесным, казалось бы, образом сбываются («Молитвы дошли до Бога!» — вставила она, на что я непроизвольно поморщился), и сбываются пропорционально желанию или потраченным силам. Воистину, кто всем сердцем просит, тот уже имеет…
