Нюрнберг. Скамья подсудимых - страница 13
ЛОРЕНС: Добрый вечер, Роберт… Роберт, вы слышите меня?
ДЖЕКСОН: Простите, задумался.
ЛОРЕНС: Я стучал. Дверь была открыта. Я вижу, вы устали.
ДЖЕКСОН: Старею.
ЛОРЕНС: Если бы я был женщиной, предложил бы вам помассировать шею.
ДЖЕКСОН: А лучше голову!
ЛОРЕНС: У вас красавица-секретарша!
ДЖЕКСОН: Мисс Элси боится мышей и дурных снов. Сто лет не была дома, последний раз уезжала из Вашингтона ещё до войны. Кажется, она влюблена в меня.
ЛОРЕНС: Мне так не кажется, я уверен.
ДЖЕКСОН: Скоро у неё будет новый босс.
ЛОРЕНС: Уход в отставку — самое лёгкое решение всех проблем. У вас осталось два дня, чтобы дописать речь.
ДЖЕКСОН: Да-да, теория, право, исторические параллели… Президент считает, что надо проявить гуманизм.
ЛОРЕНС: Нужен оправдательный приговор? Для всех?
ДЖЕКСОН: Это суд, или скотобойня?
ЛОРЕНС: И вы пойдёте на это?
ДЖЕКСОН: А вы, сэр?
ЛОРЕНС: На это пойдут все, кроме русских. Ещё в Лондон, где был написан устав трибунала, русские привезли перечень нежелательных вопросов. Пункт первый: секретный протокол к советско-германскому договору о ненападении и всё, что с ним связано. Последний пункт: советско-польские отношения, проблема Западной Украины и Польши. Наши французские друзья со своей стороны предпочли забыть позор Мюнхенского соглашения с Германией. У каждого в шкафу свой скелет. Вот и у вас теперь свой.
ДЖЕКСОН: Если хоть один нацист уйдёт от ответственности…
ЛОРЕНС: Русские не пойдут на оправдательный приговор.
ДЖЕКСОН: Искать общий язык с русскими? (Пауза.) Ваша честь, вы читаете газеты?
ЛОРЕНС: Не всегда.
ДЖЕКСОН(пролистывает одну из газет). Как вам такое: «Мы приходим к единственно верному выводу, — Геринг контролирует ход суда».
ЛОРЕНС: Мистер Джексон, ход суда контролируем мы. Ваш русский коллега уже заявил мне, что я не способствую правосудию.
ДЖЕКСОН: Со стороны кажется, что вы намеренно…
ЛОРЕНС: Вы забываетесь, мистер Джексон!
ДЖЕКСОН: Прошу прощения, ваша честь.
ЛОРЕНС: И вы, и русские будут допрашивать Геринга. Со своими претензиями обращайтесь к себе или к ним. Кстати, русские требуют рассмотреть вопрос об ответственности подсудимых за подготовку бактериологической войны. Я получил от русских документы по этому вопросу.
ДЖЕКСОН: У вас есть сомнения?
ЛОРЕНС: Их свидетель, доктор бактериологии Берлинского университета Шрайбер, в апреле сорок пятого года был главным врачом военного и гражданского секторов Берлина. Почти год он провёл в лагере для военнопленных и только недавно обратился к советскому правительству с заявлением.
ДЖЕКСОН: Это заявление написали русские?
ЛОРЕНС: А он подписал. И выучил речь, чтобы выступить здесь… У меня есть неплохой коньяк.
ДЖЕКСОН: Знаете, у меня тоже. Не хотите рюмочку?..
Сквозь помехи пробивается музыка, звучащая по радио, затем раздается голос.
ГОЛОС ПО РАДИО: Привет, Германия! Рождество приближается к Нюрнбергу. Во Дворце Правосудия каникулы. Недалек тот час, когда здесь решится будущее мира. Ну, а мы с вами в этот вечер слушаем любимые мелодии и загадываем желания. Конечно, хотелось бы…
Радиопомехи, затем танцевальная музыка.
В камеру Геринга входит Уиллис.
ГЕРИНГ(не вставая с кровати). Заходите, друг мой, заходите. Пришли меня поздравить? Я ждал вас.
УИЛЛИС: Я знаю, как может быть одиноко на Рождество, если ты вдали от дома.
ГЕРИНГ: Последнее Рождество в моей жизни — вы это хотите сказать? Что там сейчас по радио?
УИЛЛИС: Наверное, музыка.
ГЕРИНГ: Ваша или наша?
УИЛЛИС: До Рождества несколько минут. (Передаёт фляжку.)
ГЕРИНГ(отпивает). Коньяк? Между прочим, за это вы можете пойти под суд.
УИЛЛИС: Ваши жена и дочь здесь, в Нюрнберге.
ГЕРИНГ: Думаете, свидание с ними сломает меня? (Отпивает ещё.) Что вы делаете на Рождество у себя в Техасе? Собираетесь за столом всей семьей? А утром, после Рождества?
УИЛЛИС: Открываем подарки, едем в церковь, потом — к бабушке, она угощает нас индейкой.
ГЕРИНГ: Детство — самые счастливые дни!
УИЛЛИС: С дедушкой я ходил на охоту на перепелов.
ГЕРИНГ(отпивает ещё, возвращает фляжку). Я был главным егерем Германии. А какая охота в моём поместье!
УИЛЛИС(отпивает из фляжки). Гитлер любил охоту?
