Полицейский все записал и, глянув на карманные часы, сказал:
— Депеши из Норрланда, должно быть, вот-вот поступят.
— Вы лучше езжайте домой,— сказал начальник уголовной полиции.— Если что проклюнется, свяжитесь со мной. Я буду на месте часиков в десять, а может, и раньше.
Мы вышли на улицу и поспешили к соседней парадной, над которой стоял номер одиннадцать. Дом был старый, обшарпанный, а лестница находилась в столь плачевном состоянии, что я было подумал, уж не хозяйничает ли тут стокгольмский муниципалитет. Грязно-желтая краска на стенах облупилась, подъезд провонял кухонным чадом и прочей гадостью — хоть нос затыкай.
— Кто такой этот капитан Ларссон? — спросил я, когда мы поднимались по высокой истертой лестнице.
— Здешний жилец,— бросил он в ответ.
Я не замедлил сделать свои выводы из его резкого тона.
— Мое присутствие вообще-то желательно?
— В принципе без разницы.
— All right.— Я остановился.— В таком случае до свидания.
Он быстро переменил тон.
— Господи, ну вы и порох — сразу обида.— Он похлопал меня по плечу.— Идемте-идемте, услышите кое-что интересное.
Много времени пройдет, пока я разберусь как следует в этом сумасбродном и весьма небезопасном коротышке.
Мы молча продолжали подниматься по скверной, полутемной лестнице, наконец добрались до верхней площадки. Туда выходило несколько дверей, на одной из которых я прочитал «Ларссон». Веспер Юнсон позвонил.
В квартире послышались шаги, дверь открылась: на пороге стоял великан.
— Прошу вас, господа,— пророкотал он басом и церемонным жестом пригласил нас войти.— Как я понимаю, вы из полиции,— сказал он, когда мы очутились в большой комнате, куда через косые окна цедился вечерний свет. Мне бросилось в глаза множество моделей судов на шкафах и столах и ряды морских пейзажей, развешанные по грязным стенам. Спертый воздух пропах табачным дымом, кухней и клеем. Начальник уголовной полиции с любопытством огляделся.
— Я и не подозревал, что здесь наверху морской музей,— сказал он.
Великан хозяин фыркнул.
— Старым да лысым тоже ведь надо чем-то заниматься… Да-да, эти вот игрушки я сам сделал, все до одной, своими руками,— удовлетворенно сказал он.
Он и впрямь был уже в годах — пожалуй, за шестьдесят пять перевалило. Череп голый как коленка, обветренный подбородок зарос седоватой щетиной. Уму непостижимо, как его грубые лапищи могли выполнять такую тонкую работу — строить модели кораблей.
Полицейский начальник угостил старого шкипера сигаретой и закурил сам.
— Я шеф уголовной полиции Юнсон,-представился он,— и вообще-то пришел сюда вовсе не затем, чтобы любоваться моделями.
Старый моряк кивнул.
— Вы, как я понимаю, насчет директора Лесслера интересуетесь,
— Совершенно верно. Вы уже давали показания старшему полицейскому, но мне хочется самому услышать ваш рассказ. Вы ведь последний, кто видел директора Лесслера живым?
— Не знаю, последний или нет, но видел я его аккурат без малого в девять вчера вечером, на крыше.
— Может, туда и пройдем? — Веспер Юнсон обвел комнату ищущим взглядом.
— Конечно-конечно,— с готовностью пророкотал старый моряк.— Лестница там, в передней.
Узкая короткая лестница привела нас в тесный длинный садик, с одной его стороны была стенка высотой до плеча, с другой — металлические перила; оттуда открывался вид на север. На ухоженной земле теснились кусты и деревца, а между ними пестрели весенние цветы.
— Тут, значит, у вас вроде бы дачка,— сказал Веспер Юнсон.
Великан кивнул.
— Мне нравится. Прямо как в деревне.
Начальник уголовной полиции бросил взгляд на соседнюю террасу, она располагалась повыше, слева, у торца ларссоновского садика, и тоже утопала в зелени,— и вдруг меня осенило. Это же сад Свена Лесслера, а мы сейчас в том самом садике, который я видел утром из-за стены.
— Итак, вчера вечером вы были здесь, на крыше,— сказал Веспер Юнсон,— Цветочки поливали?
Моряк молча кивнул,
— Не помните, в котором часу вы поднялись сюда?
— Около половины девятого, пожалуй.
— И что же произошло?
Старик потер щетинистый подбородок.
— Пока я копался на грядках, слышу, кто-то ходит по лесслеровской террасе. Смотрю — сам директор. Спустился по лесенке в этот вот коридорчик за стенкой — тут он, рядышком,— а после пошел туда, к железной дверце.
