Последние лучи закатного солнца мягко озаряли цветы и листву, на легком ветру вертелся старый облезлый флюгер — деревянная чайка с ржавыми железными крыльями. В тени маленькой надстройки, точно зрелые кисти винограда, клонились долу тяжелые гроздья сирени. Веспер Юнсон жестом показал на них.
— Другой сирени тут, черт побери, не видно,— сказал он и подошел ближе.
Всего деревьиц было четыре. Крайнее слева было усыпано белыми цветами, деревце рядом увядало, его-то я и рассматривал утром, затем шло деревце с лиловыми цветами и, наконец, с пурпурными.
— Я что-то не вижу здесь голубой сирени. А вы? — спросил я.
Живые глаза Веспера Юнсона внимательно скользнули по саду. Внезапно он подошел к чахнущему дереву, сорвал увядшую гроздь и, раздергивая сморщенные бутоны, сказал:
— Если б эта сирень распустилась, цветы были бы голубые.
Секунду-другую он размышлял. Потом вскинул подложенные плечи и уронил наземь увядшую кисть.
— Идемте.— Он круто повернулся, зашагал к лестнице. А спустившись вниз, прошел через буфетную прямо на кухню. Горничная, стоя у стола, наливала кофе.
— Где фрекен Таппер? — спросил Веспер Юнсон.
Она кивнула на одну из дверей.
— Нездоровится ей, видать. Заперлась.
Он шагнул было к двери, но передумал.
— Вы не знаете, что там за чудеса с этой увядшей сиренью?
Добродушное лицо горничной приняло сочувственное выражение.
— Бедная старушка Хильда. Она, как пришла оттуда, аккурат об этом со мной говорила. Суеверие, только и всего, вы ж понимаете.
— Давайте-ка все по порядку,— попросил начальник уголовной полиции.
Она оставила кофейник и подошла к нам.
— Эти сирени на крыше — деревья-хранители или как их там называют,— понизив голос, сказала она.— Старый хозяин, то бишь отец господина директора, сажал их, когда рождались дети. Господин директор сам рассказывал. Он, понятно, это всерьез не принимал, да и я тоже не верю.
Веспер Юнсон кивнул, глаза у него блеснули.
— Такое дерево, оно вроде защитника, доброго гения, который сопровождает человека всю жизнь. Когда подопечный умирает, дерево гибнет. Это давнее народное поверье. Очень любопытно.
— Да, господин директор в точности так и говорил,— с жаром подтвердила горничная.
— Значит, у каждого из четверых есть свое дерево-хранитель? — сказал я.
— Верно,— кивнула горничная.— Там на крыше четыре сирени.
— И у директора Лесслера была голубая? — спросил Веспер Юнсон.
Она посмотрела на него в явном смятении:
— Ну да, голубая.
Веспер Юнсон чуть ли не обрадовался.
— Ах ты, черт! — воскликнул он.— Больше полувека дерево-хранитель цветет, а той самой весною, когда умирает его подопечный, вянет и оно. В пору усомниться, случайность ли это.
— Ясное дело, случайность,— сказал я.
— Так я и сказала Хильде, когда она давеча прибежала,— объявила горничная.— Господи боже мой, эта сирень уж не первый год сохнет. Удивляюсь, как она вообще перезимовала нынешний год. Но Хильда этого, понятно, не знала. Она только осенью сюда переехала.
Я кивнул.
— От госпожи Денер, да?
— Точно. Она здесь двадцать пять лет не была.
— А почему, собственно, она вернулась? — спросил я.— Госпожа Денер отказалась от ее услуг?
— Работы для нее стало многовато, и тогда госпожа Денер договорилась с господином директором, что ее возьмут сюда. Здесь на ней только готовка, и в доме все по-современному, с тех пор как хозяин его перестроил.
— Не больно-то приятно, черт побери, связывать судьбу с таким вот деревом-хранителем,— заметил Веспер Юнсон, когда мы, выйдя из квартиры покойного миллионера, спускались по лестнице.— Представьте себе: каждое утро проверять, хорошо ли оно полито да удобрено. А весной волнуйся, распустится ли!
Из лестничного сумрака вынырнул какой-то человек. Когда он подошел ближе, я разглядел, что это старший полицейский.
— Как хорошо, что вы не ушли,— сказал он и что-то прошептал на ухо своему начальнику.
— Отлично,— сказал тот,— отлично. Я к нему забегу. Как его фамилия — Ларссон?
— Капитан торгового флота Эйнар Ларссон.
Веспер Юнсон достал блокнот и сделал какие-то пометки, зонтик при этом покачивался у него на руке.
— А вы пока, будьте добры, позвоните адвокату Георгу Шиллю, Дроттнинггатан, тридцать восемь, передайте, что я на полчасика запоздаю. Он все равно сидит в конторе, работает, так что, думаю, это не имеет значения.
